Челси Файн - Лучший вариант расставания (ЛП)

— Леви лишает тебя горячего душа? — Зак повернулся ко мне и медленно проговорил: — Интересно.

Я взглянул на Пикси:

— Может быть, тебе просто следует поставить будильник, чтобы успевать на раздачу горячей воды?

На что она ответила:

— А может быть, тебе следует принимать душ на ночь, тем самым избавив нас от проблем?

— А может, тебе просто перестать ныть?

— А может, ты будешь ходить выбритый наполовину все лето?

— Вау, — Зак явно забавлялся, переводя взгляд с нее на меня и обратно. Он кивнул. — По-моему, все не так уж плохо. Кажется, все правильно.

Козел по имени Марвин снова заблеял.

— Да уж, — фыркнула Пикси. — Ладно, мне нужно возвращаться к работе. Было здорово увидеться, Зак, — она коротко махнула ему рукой на прощание и скрылась за дверью.

— Увидимся, — Зак провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду, а затем повернулся ко мне и улыбнулся.

Я уставился на него.

— Что?

Он рассмеялся:

— Не знаю, закончится ли на этом ваше противостояние, но вам, правда, нужно разобраться со своим дерьмом.

Я вздохнул и убрался подальше от Марвина, пытавшегося зажевать мой ботинок.

— Знаю-знаю. Все хотят, чтобы я написал это чертово эссе.

— Нет, я имел в виду Сару, — сказал он. — Но ты прав. Эссе тоже необходимо написать, — вдруг он присвистнул. — Черт возьми, чувак. У вас столько гребаных причин быть вместе.

Марвин поднял глаза и заблеял снова.

— Поговори мне.

***

В тот день, закончив работу, я зашел внутрь и направился к лестнице. Обогнув перила, я лицом к лицу столкнулся с Эллен с кипой почты в руках.

— Вот ты где, — она улыбнулась и прижала конверты к моей груди. — Еще письма.

— Хм, спасибо, — я взял почту у нее из рук.

— Всегда к твоим услугам, — она прошла мимо меня.

Я взлетел по лестнице, вошел в комнату и бросил письма на стол. Один из конвертов выскользнул и ударился о мой ноутбук, заставляя экран ожить. В окне почты обнаружилось новое сообщение. Подойдя ближе, я увидел, что оно от мамы, и в груди что-то сжалось.

Я не разговаривал с родителями на протяжении месяцев.

После смерти Черити мама и папа слегка спятили. Вместо того, чтобы попытаться справиться со смертью дочери, они начали выплескивать раздражение друг на друга. Они постоянно ссорились и бесконечно горевали. Но по одиночке. Они не знали, как утешить друг друга, все глубже и глубже погружаясь в пучины персонального горя.

Они разъехались спустя три месяца после случившегося, и оба покинули город.

Отец получил место в Неваде, где тут же похоронил себя в кипе работы и начал курить. Он даже не удосужился попрощаться перед отъездом. Думаю, он полагал, что «официальный» отъезд с неотъемлемыми наилучшими пожеланиями был для него слишком тяжелым.

Он позвонил только раз. За время разговора мы пересказали друг другу всю игру НФЛ, но не затронули ни одной жизненной темы. С тех пор мы не общались.

Мама переехала к Нью-Гэмпшир, подальше от воспоминаний о Черити и от меня. После трагедии она едва на меня смотрела. Я был живым напоминанием о почившей дочери. Когда она все же осмеливалась на меня взглянуть, ее глаза вспыхивали болью, а затем быстро перескакивали на что-то другое. Должно быть, она полагала, что расстояние в четыре тысячи километров между нами уменьшит ее страдания.

— Я буду тебе звонить, а ты сможешь приезжать ко мне, — говорила она мне в день своего отъезда из Копер Спрингс.

Я загрузил ее тяжелый чемодан в белый минивэн, который раньше использовался для того, чтобы возить Черити на уроки фортепиано, и наклонился, чтобы обнять ее на прощание. Она пахла лимонами. Как обычно.

Она сжала меня в объятиях сильнее, чем нужно, и долго бормотала что-то о том, что нужно заботиться о себе. Но по-прежнему на меня не смотрела, даже когда слезы окропили ее нежные щеки.

Она уехала, а я смотрел вслед белому минивэну, который растворился в конце улицы, словно все было так же, как в любой другой вторник, и она направлялась в школу, на уроки фортепиано или на футбольную тренировку.

Но она уезжала в Нью-Гэмпшир.

Это было прошлой зимой. С тех пор я говорил с мамой всего дважды, и обе беседы были напряженными и короткими, словно ни она, ни я не знали, что сказать.

И потому меня удивило ее сообщение. Кстати сказать, в неприятном смысле этого слова. Просто заинтересовало. Тихонько вздохнув, я сел за стол и открыл окно сообщений. Оно было адресовано мне, но копия отправлена и отцу тоже. Фантастика.

От: Линда Эндрюс

Для: Леви Эндрюс; Марк Эндрюс

Тема: Колледж

Леви, я знаю, что в последнее время наша семья не была идеальной и, пойми нас правильно, мы с отцом не смогли придумать ничего лучше, чем дистанцироваться друг от друга. Но мы начали разговаривать, и оба за тебя переживаем.

Как ты знаешь, Дин Максвелл с твоим отцом хорошие друзья, и он сказал нам о том, что ты даже не попытался восстановиться в колледже. Леви, что происходит?

Мы с отцом понимаем, что ты теперь взрослый и можешь принимать собственные решения, но мы хотим для тебя счастья. Мы хотим для тебя всего наилучшего. Мы хотим, чтобы ты играл в футбол и окончил колледж, а затем вступил во взрослую жизнь с надеждами на достойный заработок. И мы хотим помочь тебе, чем сможем. Давайте соберемся всей семьей и решим этот вопрос.

Мы надеемся, что твои дела идут хорошо. И мы тебя очень любим. И скучаем.

С любовью, мама и папа.

Я перечитывал e-mail, внутри меня кипели эмоции. Злость. Горечь. Раздражение. Оцепенелая часть меня хотела игнорировать их всех вместе взятых и не отвечать. Но гордая половина не позволяла. Поэтому я написал ответ.

От: Леви Эндрюс

Для: Линда Эндрюс; Марк Эндрюс

Тема: Re: Колледж

Мама и папа, рад слышать, что вы двое начали разговаривать, совсем как взрослые и все еще женатые люди, но я немного в недоумении, почему вы обо мне «волнуетесь».

Мне кажется или оба родителя действительно впервые за несколько месяцев заволновались о своем ребенке после того, как тот потерял свою младшую сестру? По-моему, вы не были слишком уж заинтересованы в моем благополучии с тех пор, как умерла Черити. Все очень даже наоборот.

Я понимаю, что вы вините в ее смерти меня, и, честно говоря, не могу вас за это судить. Но после аварии я был раздавлен. И вы мне были нужны тогда. Вы же самоустранились ради попыток «найти себя» и «начать все сначала». У меня такой роскоши не было. Я вынужден был остаться.

Я был раздавлен чувством вины, и в полнейшем замешательстве. Я медленно скатился по всем дисциплинам и, в конечном итоге, вылетел из команды ГУА. Поэтому, конечно, мой испытательный срок отстой, но не больший, чем чувства, владеющие мной из-за вашего «забега по городам».