Джейн Грин - Всё может быть

Не то чтобы я хотела провести с Ником всего одну ночь, ну может, несколько недель замечательного секса, прежде чем попрощаться навсегда с легким сердцем. Свидания на одну ночь не в моем стиле. Я бы не сказала, что они вообще кому-то нравятся. Конечно, у нас всех они были, но, даже если это всего лишь ошибка на пьяную голову после вечеринки, вы все равно ждете, что парень перезвонит, чтобы сказать ему, что не желаете его больше видеть.

Это вопрос самолюбия. Я совершенно точно не хочу быть с тобой, но хочу, чтобы ты все равно хотел быть со мной. Поэтому я надеюсь не на одну ночь с Ником, но всегда есть вероятность, что все выйдет из-под контроля. Ты думаешь, что все должно повториться, сидишь у телефона неделями и ждешь, когда же он позвонит, а он не звонит, и ты автоматически добавляешь его в свой проклятый список свиданий на одну ночь.

Но я считаю, что настоящие свидания на одну ночь бывают только с незнакомцами. Когда это кто-то, кого ты знаешь, особенно если у вас общие знакомые, он обычно перезванивает, и я почему-то чувствую, мчась в машине этим вечером, — что бы ни случилось, Ник еще мне позвонит.

Понимаете, при нормальных обстоятельствах мне не пришло бы в голову переспать с ним в первый же вечер. Если бы я посмотрела на Ника и поняла: да, это Любовь Всей Моей Жизни, — я бы дала ему свой телефон и позволила бы несколько раз пригласить на свидание, прежде чем даже задумалась бы о сексе. Хотя у меня не существует строгого временного ограничения — просто чувствую, когда наступает тот самый момент. Согласно подсчетам Джулс, нужно провести в компании мужчины тридцать шесть часов, прежде чем лечь с ним в постель. Бог знает, где она это услышала. Может, прочитала в каком-нибудь дурацком журнале, но, по-моему, в той статье говорилось о семи свиданиях, и это, похоже, имеет смысл. Хотя, по-моему, и четырех свиданий достаточно.

Но если отбросить математическую точность, думаю, подходящий момент броситься в объятия мужчины — это когда ты уверена, что он без ума от тебя и не собирается потом исчезнуть.

Хотя один раз интуиция меня подвела. Но только один раз. Его звали Майкл. Мы были влюблены ровно две недели, проводили вместе каждую минуту, и, хотя мне казалось, что надо подождать еще, все было таким идеальным, что я просто предложила: давай займемся сексом. Сразу после этого все было в порядке. Только когда он пропал на четыре дня — при том, что до этого звонил по три раза в день в течение двух недель, — начала понимать: что-то не так. И я была права. Даже не могу вспомнить, какую отмазку он придумал. Что-то вроде того, что он не готов к серьезным отношениям, бла-бла-бла. Обычное дерьмо. Я была опустошена. Опустошена.

Но это научило меня кое-чему, и сейчас я собираюсь наступить на те же грабли только потому, что Ник никогда не будет моим бойфрендом, а если мы просто занимаемся сексом, правила меняются.

Если это просто секс, можно вести себя как хищница, делать первый шаг, соблазнять мужчину, потому что ему не обязательно в тебя влюбляться.

Если это просто секс, можно положить руку ему на бедро, пока едешь в машине, и хриплым голосом спросить:

— Не хочешь зайти на чашечку кофе?

Если это просто секс, можно проводить его в гостиную и страстно поцеловать, прежде чем он снимет пальто.

А потом можно...

Итак, мы едем в машине, слушаем музыку и не произносим ни слова, потому что я не хочу заговаривать с ним: а вдруг он скажет, на какой станции метро его высадить? Поэтому еду дальше, и вот мы поворачиваем на Лэдброук Гроув. Тут уж не отвертеться, мне нужно что-то сказать.

— Метро рядом, вниз по улице, — говорю я. Ничего лучше придумать не могла.

— О, — говорит он.

Я внутренне улыбаюсь.

— Хочешь зайти на чашку кофе?

— С удовольствием, — улыбается он.

Итак, я паркуюсь и не могу взглянуть на Ника, потому что меня смущает его присутствие, магнитное притяжение, бессловесный разговор, начавшийся между нами. Потом открываю дверь и мы входим.

И знаете, что мне нравится? При том, что Ник не мой бойфренд, он сразу чувствует себя как дома.

— Я сниму ботинки? — спрашивает он.

Естественно, я говорю «да», хотя при этом молю бога, чтобы у него не оказалось дырявых или вонючих носков или чего-то еще, что навсегда заставит меня возненавидеть его. Я быстро смотрю ему на ноги, и его носки кажутся довольно симпатичными. Никакого запаха, кроме запаха своей квартиры, не ощущается. Иду на кухню и ставлю чайник.

— У тебя потрясающий вкус, — говорит он, осматривая квартиру, трогая какие-то вещи и ставя их на место.

— Спасибо, — говорю я, возясь с чайником и с любопытством наблюдая, куда он сядет.

Если в кресло, дело плохо. Как я смогу тогда подойти, чтобы он поцеловал меня? Можно, конечно, присесть на подлокотник, думаю я, глядя, как он угрожающе топчется у кресла.

Ура! Похоже, он передумал насчет кресла и усаживается на диван. Я сбрасываю туфли, готовая свернуться калачиком, как кошечка, ставлю кружки на кофейный столик, потом думаю, не поплыла ли косметика, и в панике бегу в ванную. Пудрю заблестевший нос и лоб, думаю, не нанести ли еще один слой помады, — но нет, это будет слишком, — поэтому просто взбиваю волосы, чтобы придать им непокорный, игривый вид, и плавной походкой двигаюсь обратно в гостиную, чтобы поставить музыку.

Нужно что-нибудь мягкое, джазовое и сексуальное, думаю я. Что-то, чтобы создать настроение. Перебираю диски и нахожу беспроигрышный вариант — Фрэнка Синатру. Идеально. Раньше всегда срабатывало. Ставлю диск, уменьшаю громкость так, что едва слышно, и подхожу к дивану, где, потягивая кофе и наблюдая за мной, сидит Ник.

— Мне нужно женское тепло, — говорит он.

Я сворачиваюсь калачиком на другом конце дивана, потому что не хочу садиться слишком близко. Но от безумной страсти меня отделяет всего шаг, и мне очень, очень хочется сделать его.

Я поднимаю бровь, и он смеется.

— Я имею в виду — у себя дома, — говорит он. И я тоже смеюсь; потом мы оба старательно притворяемся, что пьем кофе, хотя пить его невозможно, он еще слишком горячий.

— На что же похожа твоя квартира? — интересуюсь я.

— На свинарник, — говорит он и смеется.

— Нет, правда, — настаиваю я.

— Правда, — отвечает он.

— Почему? — спрашиваю я, хотя, честно говоря, совсем не удивлена.

Холостяцкое жилье делится на две категории: если у холостяка есть деньги, его квартира вся отделана черной кожей и хромом, на стенах — ужасные постеры со спортивными машинами, а в углу — большой навороченный телевизор и стереосистема. А если у него, как у Ника, нет ни гроша, значит, квартира завалена книгами, газетами, грязной одеждой и всяким мусором. Поверьте мне. Я в этом разбираюсь.

— Так, — говорю я и поднимаю кружку. — Выпьем за то, чтобы выиграть в лотерею.