Алёна Лепская - Рок, туше́ и белая ворона.

Взобралась наверх, по верёвочной лестнице. У меня дыхание перехватило. Всё точно также, как я оставила в начале лета. Всё, вплоть до мельчайших деталей. Куча подушек: красных, фиолетовых, чёрных, и дымчатого серых. Некоторые расшиты нитками и бисером, руками Солы, в винтажном стиле. Здоровенная плюшевая панда Эдди. Хм, это Эдвард Руки-Ножницы ― мой любовник, я с ним сплю. Да ― я до сих пор сплю с игрушкой. Да ― я назвала его в честь того самого «Руки-Ножницы». [7] Эдвард-руки-ножницы — персонаж режиссёра Тима Бёртона из одноимённого фильма. Да ― мне было девять лет и я лежала в больнице, когда мне его подарил Колян. Ему было тогда пятнадцать, если я не ошибаюсь. И по идее Колян мой, вроде как крёстный, а Эдвард ― это бирка вшитая в шов игрушки. Ну, в смысле медведя изначально так звали. Колян долго гомерически хохотал, когда я заявила, полное имя полутора метровой, плюшевой зверюги. Причём панда упрямо напоминала мне чёрно-белым цветом, волосы у иного персонажа Тима Бёртона, конкретно: Суни Тодда, демона парикмахера с Флит-стрит, из одноимённого фильма. Да, и ладно, я была маленькой, и честно признаться, понятия не имею, откуда я это знала, не зная ничего, так что с меня взять? А вот после аналогии красного галстука-бабочки у игрушки, со вспоротой шеей, Колян смеяться перестал…

Стопки книг, составленные прямо на полу. Воздушный фиолетовый шифон и белые кружева старых штор, завешивают два окна, стену и являются балдахином над подиумом с подушками, если надо. Насекомые могут быть очень настойчивыми. Всё пространство домика занимает где-то шесть квадратных метров… не больше кухни в «хрущёвке». И он круглый и конусообразный. Хотя, интерьер здесь имеет скорее готический вид. В нём мне комфортно. Мне всегда комфортнее в темноте. Вот такой он мой вигвам. Вамакаогнака иканти ― Сердце Всего Живущего. «Все, что делает индеец, имеет форму круга, потому что сила мира всегда действует по кругу и все стремиться быть круглым. Небо круглое, и земля кругла как мяч, и таковы же все звезды. Ветер, достигая своей величайшей силы, вращается. Птицы строят свои гнезда круглыми, так как их религия та же, что и у нас. Солнце встает и садится снова по кругу. Так же поступает Луна, и оба круглые. Даже времена года образуют великий круг, сменяя друг друга, и всегда возвращаются в свой черед. Жизнь человека ― круг от детства к детству, и так происходит во всем, где движется сила» [8].. 8 Цитата: Черный Олень, Вождь племени Оглала Сиу.

Я верю в это ― верю, что души возвращаются. Смерти нет. Есть только переход между мирами. И хотя я не всегда знаю, во что верить, отец как-то говорил мне: «Жизнь течёт изнутри вовне. Следуя этой мысли, ты сам станешь истиной.» Правда, не знает он, что для меня это более чем невозможно. Всё на земле имеет свою цель, каждая болезнь ― лекарство, которое лечит её, а каждый человек ― предназначение. Проблема в том, что я его не вижу. Предназначения, в смысле.

Мы с любовью и благоговением относились к этому месту. Я столько, сколько себя помню. Друзья, столько, сколько существует наша дружба. У меня только два друга. С Солой мы знакомы пару лет, что я живу в Златске, я училась в с ней в одном классе. А Миша, мой сосед, брат Коляна, и друг с пелёнок. Реально с пелёнок, и ни моя потеря памяти, ни переезд к отцу, не смогли сломить нашей дружбы. Думаю это потому, что он не видел моего грехопадения.

С девяти лет, ни один доктор так и не смог поставить мне вразумительный диагноз… Да, какой к чертям, диагноз, я даже не помню ничего! Я не могу вспоминать, мой разум незамедлительно швыряет в меня чёрный лист. А в тринадцать лет, сеанс гипноза в попытке выяснить, что же на самом деле случилось со мной, не только не принёс результата, но и вовсе обернулся мощным кризисом. В глубокой саморазрушительной депрессий, я провела больше двух лет, а затем пройдя курс реабилитации, в очередной раз сменила место жительства с Зареча, на Златск. Миша говорил, что раньше я была замкнутой, он был очень удивлён когда я вернулась сюда. Я была почти нормальной два года назад. Пусть и недолго…

Наверное с десяток разных ловцов снов и множество всяких побрякушек на балках под потолком. Старая, дедушкина акустическая гитара на стене. На ней я училась играть. На зиму всё это перекочует в мою комнату. А пока температура позволяет, это место заменяет мне дом. Мне рассказывали, что этот домик построил мне отец с Коляном. Точнее начали вместе, а Колян закончил. Отец ничего не доводит до конца. Такой уж он есть.

Отбросив опасные мысли, зарыв их на индейском кладбище на задворках своего сознания, я одела наушники и подключила их к электрогитаре. Не очень люблю так играть, но я на улице и рискую привлечь внимание некоторых соседей. Не сегодня. Я не хочу никого видеть сегодня. «Для того чтоб услышать себя, нужны молчаливые дни» , ― так моя бабушка писала в своих дневниках. Индейская мудрость между прочим. Её образ, журналы с записями и пять подвесок ― вот и всё что мне осталось от неё. Но одно я знаю точно: она улыбалась как солнце.

Я растянулась на подушках, с гитарой в руках, уставив взор в потолок. Под балки перекладин, подвешены ловцы снов, и самодельные «ветерки» из маленьких колокольчиков и битых кусочков стекла и зеркал. Мы их с Мишей делали ещё в детстве. Вообще семья Раевских вроде как ни одно поколение дружила с родословной линией моего отца. Пока в нашем царстве не наступили тёмные времена. И Раевские, большая семья. Колян ― старший. Миша ― средний. И Кирилл ― двухлетний карапуз. Итого: трое детей, в чете Раевских. Хм-хм. Счастливых ко всему прочему и здоровых. Мои предки угробили одну жизнь, в то время, как Раевские умудряются растить и воспитывать сразу троих детей. Вызывает ли это зависть. О, да, безусловно.

Что до Солы… Мне вообще-то всегда нравилась моя подруга со странным именем в честь звезды и греческими корнями. Фишка в том, что я всегда это делаю ― отталкиваю и раню людей, которые ближе всего ко мне. Словно хочу их оградить, защитить от себя.

Но я не хочу этого, не хочу её терять. Не хочу, и всё тут. Не умею сближаться с людьми, от того и особенно болезненно отпускать людей, что стали дороги. Меня не покидала мысль, что Сола говорит со мной иначе. Это её обеспокоенное лицо… мне не нравится, это выражение. Так на меня смотрели слишком многие. С беспокойством, с напряжением, осторожно, под маской невозмутимости, так, как будто следили за каждым моим вдохом. Именно это они собственно и делали, ведь я трудный ребёнок. Угу. Ребёнок, мать их! Я перестала быть ребёнком, когда в моей жизни разверзся ад, посеял хаос и разорвал мой мир на части. Я никогда и не была ребёнком.

Психологи ― идиоты.

Даже я уже давно поняла, что это никакой не сложный переходный возраст. Я такая, сколько помню себя. Гиперреактивность и неусидчивость, перетекли в откровенно неадекватное, вспыльчивое поведение, резко срывающееся в депрессивный ступор, внезапные приступы сильного страха и манию к самоповреждениям. А после, снова эйфорический взлёт, и снова падение, и снова всё сначала. По чёртовому кругу, словно сквозь все девять кругов ада и небесных сфер. И гаптофобия ― сколько себя помню, панически боюсь физического контакта, любых прикосновений людей. У меня реально серьёзные проблемы с контролем эмоций. Я, кажется, знаю свой диагноз, давно уже поняла. Но, как знать? Я могу и ошибаться, я конечно весьма близко знакома с психиатрией, но в толковании самой себя, я не мастак. Для этого мне нужен доктор. Пункты с двенадцатого по шестнадцатый: ненавижу докторов. Я ненавижу таблетки которые они заставляют меня принимать, без них я не могу нажать на стоп. Я ненавижу жать на стоп, но когда я принимаю препараты, я забываю об этом в тупом терапевтическом тумане забвения. Я ненавижу себя, но больше всего я ненавижу терять эту ненавистную себя. Без неё ― я никто.