Екатерина Кариди - В мире снов (СИ)

***

Ночью, когда после очередного марафона Рите наконец дали поспать, ей снилось опять это непонятное место - перекресток. И снова бледная размытая фигура. Фигура потянула было к ней руку, Рита во сне похолодела от страха, когда-то слышала, что если тебя во сне коснется призрак, значит скоро умрешь. Но бледная прозрачная рука показала куда-то рядом, она проследила взглядом в том направлении и похолодела еще больше. Пространство в том месте искажалось, словно пленка под нагревом, искажалось и выпячивалось, как будто нечто стремилось прорваться извне. Нечто мощное и напористое. А потом звук...

Рита старалась проснуться, чтобы не видеть, что рвется туда, к ней. Не сразу, но ей удалось. Когда открыла глаза, долго успокаивалась. Очередной кошмар. Ее сны в последнее время вообще нельзя было назвать приятными и радостными. Но пить антидепрессанты при Николае женщина постеснялась. Что он про нее подумает...

На следующую ночь ей, слава Богу, ничего не снилось.

Зато снилось ему. Ему уже неделю снились эти сны. Кошмары. И он знал, что это может означать. Наверное, потому и изматывал и ее, и себя бесконечным сексом, чтобы упасть потом от усталости и заснуть черным сном без сновидений. Николай не хотел, чтобы Марго о чем-то догадалась.

Как бы то ни было, а два дня прошли.

В субботу их расписали.

Костиных родителей на регистрации не было, да и не смогла бы Рита смотреть им в глаза. Из Колиной родни тоже не было никого. Своеобразный бойкот. Что ж, заслуженно. Слишком уж поспешно они решили пожениться, нормальные, порядочные люди так не поступают. Пришла только Риткины мама с папой, да еще, как ни странно, Костина бабушка, Евгения Матвевна. И откуда только узнала? Смотрела на них так странно, будто знала что-то, о чем они понятия не имеют. Хотя и осуждения в ней Маргарита не заметила.

Когда тетечка из ЗАГСа спросила, какую фамилию она возьмет, Николай ответил за нее:

- Васильева, - так был уверен, даже не взглянул в ее сторону.

А Рита вдруг воспротивилась.

- Я оставлю фамилию Троепольцева.

О! надо было видеть, как сверкнули его глаза!

- Ты все равно ее поменяешь. Когда родишь детей.

- Вот когда рожу, тогда и посмотрим, - говорила она негромко, но твердо, правда в глаза ему смотреть не решалась.

Потом посидели с полчаса в кафе, не больше, Васильев был мрачен, и быстро увел Риту домой. Всю дорогу до дома проделали молча. Ему стало обидно и досадно, что женщина не взяла его фамилию, а ей было страшно, таким злым она его еще не видела.

Да он и сам не помнил, чтобы его что-нибудь так бесило, как умудрялась она. Так, значит?! Остаемся верны покойному мужу?! А черта с два! Он еще поговорит с ней, вот домой придут и поговорит!

С другой стороны, он не мог понять, откуда эта злость берется? Что за наваждение? У него аж руки чесались...

Рита чувствовала себя как нашкодивший ребенок, которого поймали на месте преступления и теперь однозначно накажут, только отсрочивают наказание, чтобы помучилась. Своего нового мужа она побаивалась, откровенно и необъяснимо. Он хоть и не ассоциировался теперь у Маргариты с тем господином из сна, но тем не менее, что-то властное и страшное в нем было.

В общем, первый вечер новой семьи начался не слишком весело.

Как только приехали домой, Рита метнулась на кухню, скрыть за обыденными делами свое смятение. Васильев пошел мыться. В душе, под теплыми струями, он немного расслабился и смог отдаться предвкушению, потому что желание в нем никуда не исчезало. Он хотел ее и когда злился, и в обычном состоянии. Даже когда злился, наоборот - все обострялось до предела, наполняясь новым смыслом, в том смысле, что хотелось ему вещей иногда ужасных с точки зрения обычной ванили. Просто дело в том, что в последнее время он почти все время злился.

Однако сейчас, расслабившись, Николай смог подумать над тем, что ему казалось странным. Откуда вдруг взялась эта испепеляющая страсть? Как будто кто-то тумблер включил. И ведь моментами эта самая страсть сменяется полным равнодушием, но через короткое время снова накатывает. Откуда? Впрочем, долго размышлять у него не вышло, потому что как раз таки накатило. Да как еще накатило! Он чуть не задохнулся от внезапного приступа, иначе и не назовешь. Приступ желания... Припадок!

Как был, мокрый выскочил из-под душа, ворвался в кухню и потащил женщину на себя, а потом просто прижал к стене. Он был груб, он был животное, и рыча брал что хотел и как хотел.

Видимо он действительно был груб и причинил ей боль, женщина заплакала. Николай потом неловко гладил ее по лицу, пытаясь успокоить, но та никак не успокаивалась, все вздрагивала и всхлипывала, и тряслась в истерике. Тогда он не выдержал и дал ей пощечину. И еще. И еще.

Выбесила. Выбесила. Выбесила своим скулежом!

Она сползла на пол, глядя на него неверящими, полными ужаса глазами, и зарыдала пуще прежнего. Медленно вернулось сознание. Отвратительно, медленно и отвратительно. Николай бросил ее на полу в кухне и выбежал. Потом натянул на себя какую-то одежду и спешно ушел из дома, ему нужно было успокоиться.

Сидел в машине, пока не пришел в себя. Стыд навалился, раскаяние. Но говорить с ней сейчас, оправдываться, просить прощения он бы не смог. Завтра. Он это сделает завтра. И будет следить за собой, чтобы больше таких срывов не наблюдалось.

Рита так и осталась сидеть на полу в кухне, погрузившись в себя и непроизвольно вздрагивая от глухих рыданий. Это во сне побои были страстной прелюдией к умопомрачительному сексу. В жизни побои были просто побои, унизительные, болезненные, страшные по сути.

- Боже мой... Во что я вляпалась. Костечка... Костечка мой милый... Как же мне теперь быть...?

Хорошо, что он ушел. Он теперь пугал ее ус**чки, Рита боялась, что он ее не отпустит, не даст развод. О чем она только думала, когда расписывалась с ним... Господи, Костечка...

Женщина еще долго сидела на полу, раскачиваясь из стороны в сторону, и тихонько подвывала. Но потом слезы закончились, а жалость к себе загнала ее в постель. Она завернулась в одеяло как в кокон и затихла. Мужа все не было, и хорошо.

Рита незаметно уснула.

Он вернулся ночью, Риту будить не стал, разделся и лег рядом со спящей.

***

Сергей Иванович сегодня готовился к ужину особо торжественно. Костюм, белая рубашка, галстук, туфли начищены до блеска. Свечи на столе и два прибора. Цветы - букетик фиалок в бокале, она любила фиалки. Вино. Красное, как кровь.

Когда настало время, он сел за стол, положил рядом со вторым прибором, стоявшим виз-а-ви старинную кованую цепь, налил вина в бокалы, чокнулся и произнес:

- Нуссс, до скорой встречи, дорогая.

Глаза его злорадно сверкнули, а губы исказились в хищном оскале.