Мэтт Пенья - 12 историй о настоящей любви (сборник)

Ладно, пара серий была очень даже ничего. И все же…

Колокольчик звенит, сообщая о готовом заказе, и я хмурюсь. Бен ставит на полку три пакета на вынос.

– Никто ничего не заказывал! – кричу я. Мама, похоже, сердится, так что я стучу по окошку. – Бен! Тут никого нет. Никто ничего не заказывал.

Он наклоняет голову.

– А, точно! Стыдно признаться, но я все перепутал. Может, не будешь это выбрасывать, а отдашь родителям?

Стыдно ему, как же. Вон, весь светится от радости.

– Рик – не мой отец.

– Круто. Ну что, может, спросишь, возьмут они еду или нет?

Я прожигаю его взглядом, хотя сделать это не так уж просто: похоже, улыбка Бена заразительна.

– Прекрати готовить, не получив заказа.

– Понял, – улыбнувшись еще шире, он выпрямляется, и я больше не вижу его лица.

Я протягиваю пакеты маме и Рику.

– Похоже, повар перепутал заказ. Хотите немного бесплатной еды?

Рик даже не спрашивает, что это. Главное – бесплатно. Он поворачивается к двери.

– Идем, Пилар?

Мама хмурится.

– Скажи Бену, пусть записывает, что использовал. У нас система заказов, которая не позволяет тратить продукты впустую.

Когда они уходят, я заглядываю в женский туалет и вижу: Кенди спит, свернувшись в углу и подложив под голову свернутый фартук. Повесив на дверь табличку «Не работает», я начинаю отрабатывать ее смену. В качестве маленького бунтарского жеста я не переоделась в униформу. И Бен тут совершенно ни при чем.

Ну, разве что чуть-чуть.

В закусочной сегодня работы больше, чем обычно: несколько местных жителей решили оценить нового повара. Бен особо не разговаривает, только улыбается и машет из окошка: слишком занят, чтобы выйти. Просовываю голову к нему и вижу, как он вытаскивает из духовки печенье. Предательский аромат имбирного теста висит в воздухе, словно обещание праздничного веселья. У Бена даже нос в муке. Его изогнутый улыбчивый нос. Просто очаровательно.

– Ты ужасный повар, – говорю я.

Он поднимает взгляд. На лице тревога.

– Кто-то жаловался?

– Ты не следуешь ни одному стандартному рецепту. Я здесь достаточно долго, так что могу сказать наверняка.

Картофельное пюре более нежное. Картошка фри более хрустящая. А его рулеты – это золотистое чудо, смазанное маслом, а не «только-что-разогретые-полуфабрикаты», которые мы обычно подаем.

На мгновение Бен застывает в испуге, но потом его волнение исчезает, а брови ползут вверх, исчезая под копной каштановых волос. Он похож на живую иллюстрацию к слову «веселье».

– Но разве кто-то жаловался ?

Я сдуваю волосы, которые лезут в глаза.

– Нет. Но гости просто добры к тебе, потому что ты новенький.

Это неправда. Постоянным посетителям нравится привычная дрянная еда, и если что-то меняется, мне приходится выслушивать их крики. Не такие уж они и добрые.

Вот только… сегодня и правда подобрели как-то. Стив и Берни обычно приходят после смены, заказывают стейк и едят молча. Ни с кем и словом не перекинутся. А тут смотрю – сидят у стойки, смеются и болтают. Лорна вечно следит за мной, когда захожу на ее заправку, хотя я в жизни ничего не украла. А сегодня она сделала мне комплимент перед уходом. И даже Энджел – водитель грузовика при шахте, здоровенный детина весом в сто десять килограммов, от которого постоянно веет угрозой, несмотря на его ангельское имя, – так вот, клянусь вам, даже Энджел сегодня улыбнулся мне.

Кажется. Или поморщился от несварения желудка?

Но он же оставил чаевые! Полных десять процентов от стоимости заказа, то есть на сто процентов больше, чем раньше.

Бен что-то напевает, посыпая печенье сахарной пудрой.

– Пришлось сделать его круглым. Что у вас за рождественская закусочная без формочек для выпечки?

– У нас и имбирного печенья нет в меню.

– Точно. Но, опять же, какой в этом смысл?

– Тут ни в чем нет смы… О нет, который час? – метнувшись в туалет, я потрясла Кенди за плечи, чтобы разбудить ее. – Твоя смена заканчивается через десять минут.

Кенди садится рывком, бледнея.

– Все хорошо. У тебя еще есть время. Приведи себя в порядок.

Убирая столы, я вижу, что Кенди выходит ровно тогда, когда в дверях появляется Джерри. Его глаза, серые и тусклые, как кожа акулы, замечают необычное оживление в кафе. Я так и вижу, как он в уме подсчитывает чаевые.

Кенди поднимает дрожащую руку.

– Привет. Я… тут такое дело…

– Ты кое-что обронила. Вот, держи, – подхожу к ней, достаю чаевые из джинсов и засовываю их в карман ее фартука. Она не решается даже взглянуть на меня, но украдкой пожимает руку, проходя мимо. Фрэнк Синатра тихо желает мне веселого Рождества, а я смотрю, как мои чаевые перекочевывают из кармана Кенди прямиком в руку Джерри.

Засунь это веселое Рождество куда подальше, Фрэнк.

Я кое-как дотягиваю еще час до закрытия. Все хотят задержаться подольше, собираются возле старого телевизора, где постоянно крутится изображение горящего камина. Гости смеются, болтают, ведут себя, как друзья. Как люди, которые рады, что оказались в Кристмасе.

Песня «Feliz Navidad» [37] Feliz Navidad ( исп. ) – «Счастливого Рождества». Песня, написанная в 1970 году пуэрториканским певцом Хосе Фелисиано. Один из классических музыкальных символов Рождества и Нового года в США. врезается мне в уши из колонок, и я понимаю, что больше не выдержу. Подумать только, отработала чужую смену – и даже чаевых не получила, черт возьми! Я уже собираюсь рявкнуть, чтобы все проваливали, но тут появляется Бен с подносом имбирного печенья.

Почти зримый шлейф аромата тянется к гостям, манит их за Беном. Повар открывает дверь, вручает каждому по мягкому, теплому печенью и провожает их, улыбаясь так же мягко и тепло. И они уходят.

Я переворачиваю табличку с надписью «Тут веселье и радость» другой стороной – «Закрыто на ночь» – и запираю дверь.

А потом поворачиваюсь, уперев руки в бока, и обрушиваю весь свой гнев на единственного оставшегося человека.

– Чаевыми я с тобой делиться не буду.

Бен протягивает мне печенье.

– Ладно.

– Обычно мы делим чаевые с поваром. Но сегодня этого не будет.

– Ясно.

Бен пытается всучить мне печенье, но я отталкиваю его.

– Больше тебе нечего сказать? «Ясно» – и все?

Опустив голову, он смотрит на печенье так, будто я ранила его чувства.

– Да. Ну, в смысле, это же твои чаевые. Тебе решать, что с ними делать.

– Конечно. Но вообще-то предполагается, что мы ими делимся.

– Если ты считаешь, что это несправедливо, то я пойму.

Я всплеснула руками.

– Ты должен разозлиться на меня. Тогда я смогу на тебя накричать, и мне станет легче.

– И почему же тебе станет лучше? – смеется он.

– Потому что мне хочется на кого-нибудь накричать!