Джейн Харвей-Беррик - Приговоренные к пожизненному (ЛП)

— Я не могу идти с тобой в ногу! — закричала она. — Если твои чёртовы ноги длиною в бесконечность, это не означает, что мои такие же!

— Я думаю, что с твоими ногами всё в порядке, — сказал я машинально.

Мда, как будто я не думал о них каждую секунду и каждый день с тех пор, как я встретил её.

— Ты рассматривал мои ноги, Джордан Кейн?

Ровно до этого момента я не знал, что тюрьма высосала мой мыслительный фильтр вместе со всем остальным, что я потерял.

Я почувствовал, как моё лицо начало гореть, но Торри просто тихо засмеялась и позволила мне соскочить с крючка.

Мы опустили стёкла в грузовике, чтобы они не запотели. Даа, это заставило меня думать о некоторых вещах тоже. Я попытался сосредоточиться на еде. Как только я открыл крышку от запаха расплавленного сыра, помидор, специй и мясного праздника у меня потели слюни. Я откусил огромный кусок и почувствовал, как мои глаза закатываются назад. Это было очень вкусно.

— Думаю, кто-то наслаждается своей пиццей, — сказала Торри невозмутимо.

— Извини, — пробормотал я после секундной тишины. — Это охрененно замечательно!

Она улыбнулась и показала лучшую часть всего ломтика у себя во рту. Это было возбуждающе. Но соблазнительная пицца вытащила мои мысли обратно из сточной канавы.

Мы ели в тишине, но это не было неловко. Я был просто парнем, который ел пиццу в своём грузовике с милой девушкой, которая сидела рядом. Это было…нормальным.

Как только я подумал об этом, нахлынуло чувство вины. И, как всегда, огромный камень осел у меня в животе и меня начало тошнить.

— У тебя снова этот взгляд, — сказала Торри.

Я даже не потрудился спросить, что она имела в виду — я уже знал.

Я вздохнул и закрыл коробку с пиццей. Возможно, позже я смогу доесть всё остальное.

— Ты хочешь поговорить об этом?

Я покачал головой.

— Нет, это не поможет.

— Ты уверен в этом? Ты пытался?

Я смотрел прямо перед собой в окно.

— Мой советник говорил…, — я бросил косой взгляд, но её лицо не выказывало никакой реакции.

— Мой советник говорил, что я должен поговорить о…вещах.

— Хорошо, — сказал Торри осторожно. — Но ты не говоришь, потому что…?

Мой взгляд упал на руль.

— Нет никого, кто бы выслушал.

Она легонько положила руку на моё бедро.

— Но теперь есть.

Я попытался что-то сказать, но ничего не происходило. Её пальцы соскользнули, и я повесил голову побеждённый.

— Расскажи мне о Майки. Мне бы хотелось услышать о твоём брате.

— Он был лучшим, — сказал я. — Лучший парень, лучший сын, лучший брат. Он бы тебе понравился.

***

Торри

Я думала, что у нас было огромное достижение с пиццей, но он снова закрылся на полпути. Я практически могла слышать, как тюремные двери захлопнули его мысли. Я знала парня в колледже, который однажды пошёл в тюрьму, чтобы увидеть своего друга. Только одно посещение преподнесло ему кошмары в течение недель: шум, нечеловечное отношение к людям, запах.

Поэтому я подумала, что, если Джордан не может говорить о плохих вещах, возможно, воспоминания о хороших вещах, которые у него были с его братом, облегчат эту ношу.

Как только я упомянула имя Майки, он снова изменился. Улыбка осветила его милое лицо.

— Он был лучшим, — сказал он искренне. — Лучший парень, лучший сын, лучший брат. Он бы тебе понравился.

Он сделал паузу.

— Все его любили, его было легко полюбить.

— Выглядел ли он так же хорошо, как и его брат?

Он поднял бровь и улыбнулся настоящей, широкой, показывающей зубы, улыбкой. Это был проблеск самоуверенного юного парня, которым, я представляю, он был. Я и не думала, что для него возможно быть ещё милее. Век живи, век учись.

— Когда мы были помладше, люди думали, что мы близнецы.

— А потом?

— Его волосы темнее, чем мои…были, и он коротко их стриг. — Он провёл рукой по своим спутанным вьющимся волосам.

— Он был крупным парнем. Квотербек в старшей школе, сплошные мышцы, но немного ниже меня. Тогда я был худощавым.

Затем его улыбка померкла. Я уже отчаялась удерживать его на позитивной и оптимистичной ноте. У него была замечательная улыбка. И я хотела видеть её ещё больше.

— Это всё объясняет.

Он оглянулся.

— Объясняет что?

— Обрезанные джинсы, которые ты надеваешь, когда занимаешься в саду. Они выглядят так, как будто сейчас спадут. Не то, чтобы я была против.

Но вместо того, чтобы улыбнуться, он нахмурился

— Мда.

Я ждала, но он не объяснил. Я почти взорвалась от разочарования. Пытаться разговорить его было хуже, чем вырывать зубы.

— И? Не говори мне просто «мда», а потом замолкай!

— Извини, — пробормотал он.

— Ради всего святого, Джордан! Не извиняйся каждый раз, просто разговаривай со мной!

Он осторожно посмотрел на меня.

— Я раздражаю тебя?

— Чёрт, да!

— Извини…то есть… — Он вздохнул. — Я не думал, что кому-то будет дело до одежды. Когда я вышел из тюрьмы, ни одна из моих старых вещей больше не подходила по размеру. Они не разрешают тебе оставить себе свою ТДУП форму.

— И что это, чёрт побери, означает?

Он откинулся обратно на сидение, потирая свой лоб.

— Техасский Департамент Уголовного Правосудия. Мы все носили форму, чтобы заключенных было легко различать. Я думаю, что это лишает тебя индивидуальности, знаешь, так сотрудники исправительных учреждений не создавали ассоциаций или чего-то ещё.

— Она была полосатой? Ну, не то чтобы ты выглядел плохо в одежде в полосочку.

Я хотела вернуть его милую улыбку обратно, но единственное, на что он был способен, —это сдержанная улыбка, которую и улыбкой трудно было назвать.

— Ха. Никаких полосок. Никаких стрелок тоже. Хах, мы должны были надевать эти пуловеры из хлопка и белые эластичные штаны. Но они — государственная собственность. Поэтому, когда я освободился, мне выдали пару тренировочных штанов и футболку. Это было всё, что они имели моего размера. Я не знаю, не спрашивал. Когда я приехал домой, то взял несколько футболок и пару джинсов из комнаты Майки. Они сохранили всё это, поэтому…я действительно не думал, что это имело бы значение.

Он посмотрел вниз.

— Но это не понравилось твоим родителями.

Он грустно покачал головой.

— Можно и так сказать. Мама кричала на меня, а потом начала плакать. Отец кричал, спрашивая, как я мог, находясь дома всего пять минут, уже расстроить маму, а затем, что я неблагодарный ублюдок после того, как они согласились принять меня обратно…что это было неуважение к моему умершему брату…я не имел ничего такого ввиду…Мне просто нужна была хоть какая-нибудь одежда.

Он звучал так расстроено и разочаровано, что я хотела наклониться и сильно его обнять. Но я не сделала этого.

— И что произошло?