Джейн Харвей-Беррик - Приговоренные к пожизненному (ЛП)

Мне понравилась южная часть Бостона. «Южинка» — так называла её Торри. Мне нравилась эта часть за её перестроенные винокуренные заводы, где, кажется, живёт куча артистических натур, мне нравились небольшие галереи, разбросанные по городу и то, что каждое кафе отображало его красоту. Я никогда не был в подобном месте. Чёрт, до этого я вообще не покидал Техас. И от всего этого мне снова захотелось рисовать, делать наброски. Я этого не делал с тех пор, как был ребёнком, кроме того раза, когда рисовал Торри, пока она спала. И, конечно же, это означало, что у неё внезапно обнаружился альбом и упаковка с карандашами для рисования. Она всегда пыталась помочь мне мыслить широко. Это было нелегко, и я знал, что если начну нервничать, то закроюсь от неё, но я старался.

Я не ожидал встречи с её отцом, но он оказался на удивление нормальным человеком для юриста. В конце концов, он не арестовал меня. Да, знаю, что это было абсурдом, но я ничего не мог поделать. И Торри сказала мне, что если я буду продолжать вести себя так подозрительно при каждом появлении копа, то мою задницу точно кинут за решетку. А её точное высказывание звучало так: «Расслабься, твою мать!»

Как и предсказывала Торри, её отец повёл меня в своё логово, чтобы показать мне шкаф со своими трофеями, выигранными в гольф. Его меньше всего беспокоило то, что я бывший заключённый и то, что я никогда в жизни не играл в гольф. Он так же предложил мне поехать с ним на фарватер [11] Фарватер — самое глубокое место вдоль реки, по которому держатся суда, также места на море, по которым корабль может безопасно пройти. , но Торри объяснила ему, что мы не задержимся здесь надолго. Слава Богу.

Его новая жена Джинджер была совсем другой. Конечно же, она не выглядела как женщина, на которой бы женился адвокат, но, кажется, они были довольно счастливы. И Торри была права по поводу её сисек — они были ужасно огромными, с ударением на слово «ужасно». Джинджер рассказала, что раньше пела на круизных лайнерах, катаясь туда и обратно по Карибскому бассейну, пока не вышла замуж. Услышав её версию песни Бонни М «Big Spender», я думал, что мои уши просто отпадут, и не мог перестать думать о том, сколько же мест работы она поменяла, завывая, как мартовский кот. Отец Торри аплодировал жене, как будто ему на самом деле это нравилось, и мне стало интересно, неужели любовь не только слепа, но и глуха.

Джинджер была довольно дружелюбной. Возможно, даже слишком дружелюбной. И после первого вечера, проведённого с ними, я умолял Торри больше никогда не оставлять меня наедине со своей мачехой. Они пыталась узнать у меня, что случилось, но я унесу этот секрет с собой в могилу.

Друзья Торри были более чем недружелюбны, что, могу сказать, было огромным разочарованием для неё. Кажется, они совершенно не могли смириться с тем фактом, что она бросила свою работу помощника адвоката из-за придурка босса и «поехала зализывать раны в городишко Хренпоймикуда», как заявила одна женщина в костюме с резкими чертами лица. Было совершенно ясно, что они считали, что Торри крутилась с отбросом. И дело было не только в тюремном сроке, о чём она довольно открыто заявила, но эти люди с учеными степенями Гарварда и Массачусетского технологического института, кажется, считали меня тупой деревенщиной — качек без мозгов и с соломой на голове.

Я даже слышал, что одна из них сказала Торри, что я был тем типом парней, с которыми нужно переспать и забыть. Только вот она не упомянула про «переспать». Грёбаная стерва.

После этого мы недолго пробыли в Бостоне. Мы отметили мой двадцать четвертый день рождения в деревянной кабинке в государственном парке «Мусс Брук». Мы ели пиццу прямо из картонных коробок и запивали всё это пивом. Возможно, это звучит не очень, но для меня всё было идеально. И в тот день я уснул в объятьях своей девушки.

Мы продолжали двигаться на север, доехав почти до границы, и остановились на зиму в штате Вермонт. В конечном итоге, мы поселились в сельском доме у пожилой пары, которой нужен был кто-то для выполнения тяжелой работы, пока их сын лежал со сломанной ногой. Я знал кое-что о разведении крупного рогатого скота, но здесь это не было разведение в больших масштабах. Это была небольшая ферма, на которой выращивался молочный скот. Я не был против работы, но подниматься в четыре утра, чтобы подоить корову, которой было больше интересно обматывать свой холодный мокрый хвост вокруг моего лица — ну, это было не для меня.

Но здесь впервые в жизни я увидел снег, и Торри помогла мне слепить моего первого снеговика. Я хотел заняться с ней любовью на снегу, но она отвергла эту идею, взглянув на меня, как на сумасшедшего. Да, я сходил с ума по ней.

Торри купила себе ноутбук и показывала мне все удивительные вещи, которые я упустил за последние восемь лет. В моей голове не укладывалось, как много крутого дерьма было изобретено за последнее время. Она даже пыталась предложить купить мне смартфон, но я убедил её, что он мне не нужен, потому что единственный человек, которому я хочу звонить, это она. Торри установила скайп, чтобы мы могли общаться с Бив и Питом. У них тоже появились новости для нас: в Корпусе Бив получила хорошую работу, связанную с финансами, и они с Питом стали жить вместе. Они выглядели счастливыми. Мы пообещали, что встретимся снова, хотя никто из нас не знал, когда это может случиться.

Наше первое совместное Рождество было идеальным. Мы ели праздничное жаркое вместе с пожилой парой и их сыном, сидя перед настоящим камином, и смотрели фильм «Эта прекрасная жизнь». Мы позвонили нашим родителям той ночью. Разговор был коротким, но я был вроде как рад, что сделал это.

Мы даже одолжили сани из сарая и катались вдвоём за домой. А потом залезли в кровать, ели там тыквенный пирог, рассыпая крошки на простынь и на себя.

Когда наступила весенняя оттепель, мы поехали на запад, следуя по старому маршруту американских колонистов сквозь бескрайний пейзаж скучного безликого горизонта. У нас оставалось мало денег, поэтому в Южной Дакоте мне пришлось снова устроиться на ферму, пока Торри работала в офисе. Эта ферма была огромной — около двух тысяч голов крупного рогатого скота, и всё было автоматизировано. Никому из нас не понравилась наша работа, поэтому мы уехали оттуда сразу же, как только денег стало достаточно, чтобы положить их в банк и заправить машину. Теперь мы водили двенадцатилетнюю Тойоту Приус. Принцесса скончалась, как только мы выехали из Айова-Сити. Мне было жаль наблюдать за тем, как она умирает, но требовалась замена всего блока двигателя, а у нас не было столько денег. Торри проливала слёзы по этому куску металла, но Тойота съедала меньше топлива. Она рассказала, что это старая машина её родителей, но она ехала сорок две мили на одном галлоне бензина, поэтому, думаю, Торри была не слишком против этой машины.