Лариса Райт - Коллекционер

– И слава богу! Не думаю, что такие родители позволили бы нам быть вместе.

Глаза приобрели нормальные размеры, но искорки недоверия все еще нет-нет да и вспыхивают.

– Ты серьезно, что ли, я не пойму?

– Серьезнее не бывает.

Все случилось. Он победил. Он ликовал. Он торжествовал. Цель все же, без сомнения, оправдывает средства.

Они стоят на перроне. Московский поезд тронется через десять минут. Мила тихонько всхлипывает, уткнувшись в шею Константина. Он дышит цветочным ароматом шампуня и думает, что максимум через полчаса из его памяти начнет стираться не только запах, но даже оттенок волос этой женщины.

– Ты ведь скоро приедешь?

– Да, дорогая!

– Как только закончишь дела?

– Да. Мы же договорились, помнишь? Мы ведь женимся.

– Ты только звони, ладно?

– Конечно, я же записал номер.

– И я тебе буду звонить.

– Звони хоть каждый день, милая. У тебя же все есть: и телефон, и адрес.

«Так что давай-давай. Звони, приезжай, даже пиши, если хочешь, «на деревню дедушке».

– Мне пора.

Последние суетливые объятия, скомканный поцелуй, окрик с подножки:

– Звони скорее!

– Буду звонить каждый час.

Константин подождал, пока поезд отползет достаточно далеко. На платформу Людмила не спрыгнула, стоп-кран не дернула, хотя он жутко боялся, что она сделает это. Уж слишком бурной оказалась лавина ее чувств. Странно, что такая эмоциональная дамочка – в постели просто вяленая рыба какая-то. Как ни старался расшевелить, так и не сумел. Так что пусть катит в свою Москву к папочке-олигарху, не жалко.

Мужчина спустился на привокзальную площадь и зашел в дверь с вывеской «Куплю б/у телефоны», предварительно вынув и выкинув в урну сим-карту. Можно, конечно, поискать ту девочку, с которой познакомился в первый вечер и на которую зарегистрировал номер, сделать ей подарок. Ладно, обойдется. Он и так провел с ней от нечего делать целых три дня.

– Спасибо. Возвращаю, – Константин протянул трубку парнишке-продавцу.

– Да не за что. Пригодился?

– А то! Спасибо за помощь!

– Отчего не помочь хорошему человеку.

Родной мобильный требовательно запищал в джинсовом кармане.

– Да? – мужчина по давней привычке втянул голову в плечи, будто его застукали на месте преступления.

– Ты в аэропорту? – требовательно спросила жена.

– Уже еду, дорогая.

– Смотри, не опоздай на самолет!

– Лечу!

И Константин действительно вылетел к стоянке такси и помчался в аэропорт. Злить жену не хотелось. Она ревнива и мстительна. Стоит ей что-то заподозрить, и он в ту же секунду вылетит из семейного гнездышка. Они женаты семнадцать лет. Он – актер харьковского драматического театра, вечно на вторых ролях во втором составе. И она – наследница фабрик, заводов, журналов и пароходов. Всю семейную жизнь он обязан оправдывать одобренный ее родителями мезальянс, потому жизнь эта состояла из бесконечных отчетов о том, где был и когда пришел. Все это его, впрочем, устраивало. Особенно после того, как найденный через театральных знакомых чудо-врач в присутствии жены диагностировал у него вегетососудистую дистонию и предписал врачевать ее исключительно майским крымским воздухом ежегодно и не менее месяца. Дети в мае еще ходили в детский сад, теперь учились в школе, жена смотрела за ними, а Константин усердно лечился. Возвращался всегда бодрым и отдохнувшим. Так было всегда, так будет и сейчас. Он спешил на такси в аэропорт и улыбался.

Плакала Людмила недолго. Лук, который украдкой подносила к глазам, выкинула еще до того, как проводник закрыл вагон. Дождалась, когда открыли туалет, поправила макияж, зашла в купе. Накрасилась не зря: в попутчиках моложавая дама и двое мужчин чуть за сорок. Вечер обещал быть интересным. И действительно: много смеялись, болтали о пустяках, играли в буриме и ближе к ночи даже выпили коньячку, но расслабиться и уснуть все равно не получилось. Женщина все-таки нервничала. Нет, звонка она не ждала. Да и куда бы он мог позвонить, если, называя номер, Людмила «ошиблась» в трех цифрах. К тому же она доверяла своей интуиции. И все же, все же промучилась всю ночь, спрашивая себя снова и снова: «А что, если я не права?» В конце концов, шестое чувство может подвести каждого, даже такого опытного игрока, как она. Ведь она была уверена, что он сбежит из ресторана, а если не из ресторана, то из театра, ну а уж если не из театра, то после визита «издателя» – наверняка. Она дала ему шанс, и не один, но он не воспользовался ни первым, ни вторым и ни третьим. А значит, либо это действительно ценный экземпляр, который заслуженно заплатит за полученное удовольствие, либо, что гораздо хуже, он действительно проникся к Людмиле неподдельными чувствами, и тогда уже ей самой придется платить по счетам.

К утру женщина поняла, что не сможет побороть искушения выяснить правду немедленно. Быстро набрала цифры, прослушала механическое сообщение: «Номер в сети не зарегистрирован» – и с облегчением рассмеялась. Все еще сжимая в руке мобильный, она вышла в тамбур. Вереницей проносились деревья, избы, полустанки. Такой же нескончаемой, не оставляющей и следа в памяти вереницей проносились, видимо, и женщины в жизни Константина. «Вот так: посадил в поезд, поцеловал, сменил сим-карту и забыл навсегда. Что ж, губная помада и лифчик помогут тебе вспомнить меня, когда жена найдет их на дне твоего чемодана. А если будешь недоумевать, откуда все это взялось? Не беда. Мое имя в твоем дневнике (ну и глупость держать его в тумбочке и даже не прятать!), которое я жирно обвела прошлой ночью красным фломастером, быстренько освежит твою память». Поезд снизил скорость. «Да, придется тебе, дружок, притормозить». Телефон защекотал ладонь.

– Да? Как все прошло? Да ну? А он? Правда? А ты что? А он? А ты? Правильно! А он? – она долго слушала, нахмурив брови. – Это естественно. Обычное поведение человека, погруженного в личностный кризис. Что? Помочь – вряд ли. Ты просто не мешай. Он разберется. Этого я не знаю. Может, через месяц, а может, и через год. Что? Конечно, звони. Какие благодарности? Это же моя работа.

– Как съездили, Людмила Петровна? – Водитель мужа легко подхватил чемоданы и засеменил по перрону, то и дело оборачиваясь и по-собачьи преданно заглядывая в глаза. Годился он Людмиле Петровне в отцы, и деланое подобострастие его казалось особенно жалким. – «Сам»-то приехать не смог, – сочувственно добавил он, отводя глаза в сторону, и понимающе вздохнул: – Дела…

Она неопределенно пожала плечами. Все как всегда. Дела банкира, баллотирующегося в губернаторы, не имели к ней ни малейшего отношения. Таких людей, вечно занятых изготовлением денег из воздуха, именовали трудоголиками. В ее градации приматов он давно уже прочно занимал место в графе «равнодушные». Впрочем, справедливости ради надо отметить, что и у нее его подвиги и свершения давно уже не вызывали каких-либо эмоций. Она не пыталась переделать его распорядок дня, он не запоминал ее планов. Ее не волновал индекс Доу-Джонса, на него навевали сон идеи бихевиаризма. Его окружали нормальные, здоровые люди, увлеченные карьерным ростом и нацеленные на результат. Ее – они же – несчастные и больные, зацикленные на годовых бонусах, освободившихся портфелях и собственных комплексах. Перед ним они сидели в креслах в отутюженных костюмах, сверкая западными белоснежными улыбками, перед ней так же по-западному лежали на кушетке, ослабив тугой узел на галстуке. Он не интересовался личностью, она выскабливала интимность. Он подчинялся указам ЦБ, она писала диссертацию на кафедре ЦКБ. У него были две постоянные любовницы для поддержания тонуса, у нее – случайные связи, именуемые сбором материала. Она готовила ему кофе по утрам, он приносил ей заказанные секретаршей цветы. Счастливая семья.