Тереза Маммерт - Этот прекрасный сон

– Ты чего? – спросила я. Он покачал головой. – Да ладно, давай смелей.

Когда он, вздохнув, совсем чуть-чуть повернул голову, его губы коснулись моей щеки, и от этого легкого прикосновения я закрыла глаза.

– Я тут подумал… Может, мы на все наплюем, расслабимся и поиграем в свое удовольствие?

Я отклонилась, изучая лицо Джоша, и заметила в его глазах легкое напряжение.

– Первый ход за тобой, – сказала я неуверенно.

Он перестал танцевать, посмотрел на меня и, подумав, спросил:

– Поужинаем завтра?

– Жареные крылышки с перцем чили, стриптиз и все такое?

Джош поглядел в потолок и громко вздохнул:

– Вообще-то, я предпочитаю без перца, но для тебя готов сделать исключение.

Уголок его рта пополз вверх. Я тоже невольно улыбнулась, хотя попыталась выглядеть строго.

– Хорошо.

– Серьезно?

Очевидно, он ожидал другого ответа, но я не была дурой. Была только упрямой. Радовало, что мне удалось удивить такого записного ловеласа. К тому же сейчас он казался иным, не тем, за кого я раньше его принимала.

– Завтра мне в восемь вставать, – улыбнулась я и, оставив Джоша на танцполе одного, жестом показала Деб, что ухожу.

– Эйвери, – приветливо сказал доктор Розенберг, подойдя ко мне.

Увидев меня, он словно почувствовал облегчение.

– Здравствуйте, доктор.

– Здесь я просто Рид. – Он огляделся по сторонам, а когда опять посмотрел на меня, я заметила в его глазах что-то особенное, но после танца с Джошем внимание Розенберга уже не было мне так приятно, как раньше. – Я надеялся вас здесь отыскать.

Я бросила быстрый взгляд на Джоша, который, сжав губы в прямую твердую линию, внимательно наблюдал за нами. Потом я кивнула и вежливо улыбнулась:

– Рада была вас встретить.

С этими словами я пошла к выходу, все еще чувствуя телом прикосновение Джоша. Подруга взяла меня под руку:

– Джош лыбится. Во весь рот . Как восьмилетний ребенок рождественским утром.

Я тоже не сдержала улыбку.

– А Куинн смотрит мне вслед? – спросила Деб.

Я обернулась: он стоял у барной стойки и на его физиономии читалось разочарование.

– Ага. Раздавлен. Жаль, ты не бросила где-нибудь здесь свой обделанный кед, как сбрендившая Золушка.

– Куинн дал мне свой номер. Пни меня, если я спьяну решу отправить ему эсэмэску. Куда мы теперь?

– По домам. Завтра у меня десятичасовая смена, а потом свидание. Мне нужно восемь полных часов сна.

Деб отключила сигнализацию и отперла дверцы машины.

– Сколько ты выпила? – спросила я, прежде чем взяться за ручку.

Деб пожала плечами:

– Только тот коктейль, которым нас угостил Джош. Так свидание с ним или это доктор закидывает к тебе удочку?

Я поежилась:

– Я согласилась встретиться с Джошем, просто… Ну, не знаю… Чтобы он от меня отстал.

Обрисовав наш план в несколько искаженном виде, я постаралась сдержать глупую улыбку.

– Чтобы он от тебя отстал? Да я бы на твоем месте не возражала, если бы он схватил меня, как горилла – Эмпайр-стейт-билдинг. – Деб подвигала бедрами, и я смущенно отвернулась. – Он тебе действительно нравится, – сказала она, дразня меня и в то же время удивляясь. – Вообще-то, это классно, только мне казалось, ты его не переносишь…

Я села в салон и, подождав, когда Деб тоже сядет, ответила:

– Сама не знаю, в чем дело. Видимо, то, что он вытащил меня из расплющенной машины и держал на руках, пока не приехала «скорая», изменило мое отношение к нему.

– То есть, – скептически произнесла Деб, – его упругая задница тут совершенно ни при чем?

– А почему мы все еще здесь? Мне нужно скорее добраться до дома и решить, что я, черт возьми, завтра надену.

– Зачем? Ты ведь его продинамишь? – сказала Деб, заводя машину и включая плейер. – Ты всегда динамишь парней.

– Не в этот раз.

Но мои слова ее не убедили.

– Спорим на двадцать баксов: в половине восьмого ты ему позвонишь и скажешь, что приболела. Ты же ненавидишь свидания. Сейчас ты под впечатлением от Мак-Бабника, но завтра в последний момент опомнишься, и у тебя приключится понос.

Я вздернула подбородок:

– Ладно. Двадцать баксов так двадцать баксов. Я пойду на это свидание, как бы ни трусила.

Выезжая с парковки, Деб прищелкнула языком:

– Можешь отдать мне деньги прямо сейчас.

Договорившись с Эйвери о встрече, я был слишком взвинчен, чтобы заснуть, и потому сразу стал готовиться к свиданию.

За домом, в кирпичном гараже, слегка накренившемся влево, стояла Мейбелин – моя машина. Побитая и исцарапанная, все-таки она уцелела, в отличие от спичечного коробка Эйвери. Старые мощные автомобили гораздо прочнее современных, которые мнутся легче бумаги. Я каждый день видел подобные аварии, и далеко не всем везло так, как Эйвери. Эта девушка родилась в рубашке или… Я нащупал под футболкой пенсовую монетку, которую подобрал на полу в машине прямо перед столкновением.

Присев на корточки, я провел рукой по зеленоватой полоске, оставшейся на переднем левом крыле от соприкосновения с «тойотой приус». «Что она с тобой сделала?» – пробормотал я, старательно счищая частички краски, и, тяжело вздохнув, встал. Наши с Эйвери машины как будто породнились. Они были очень друг на друга не похожи, но авария их объединила. Я мог взять и перекрасить свою, но мне вроде бы даже нравилась отметина, напоминающая об Эйвери. Во мне самом эта девушка тоже оставила след.

«Похоже, надо прогуляться на свалку и подыскать для тебя новую фару, чтобы не стыдно было идти на свидание», – сказал я своей Мейбелин и, достав из кармана телефон, провел пальцем по экрану, чтобы проверить время. До открытия свалки оставалось еще несколько часов, к тому же я знал, что Бад не начнет разбирать машины, пока не выпьет кофейку со своей подружкой Дасти в магазине Эмерсона. Выехав пораньше, я мог по дороге взять кофе и заодно прихватить сэндвич, чтобы с его помощью заставить Бада шевелиться. На все про все у меня был только один день.

Но я не беспокоился. За прошедшие шесть лет я, можно сказать, собрал свою Мейбелин собственными руками. Я мечтал о ней с детства, и каждый дюйм ее корпуса был мне знаком. Я запросто мог сделать так, чтобы она выглядела как новенькая. Мне всегда нравилось работать руками: чинить вещи и помогать людям. К тому же возня в гараже была для меня дешевой психотерапией: машинное масло и тяжелый труд излечивали почти все.

Покрутив головой, я с наслаждением почувствовал, как разминаются напряженные мышцы шеи. Мое тело все еще ощущало последствия аварии, и я удивлялся: Эйвери ведет себя так, будто у нее совершенно ничего не болит. Эту загадку я надеялся вскоре разгадать.

Самое сложное было распланировать нашу встречу. Вряд ли она ждала от меня многого. Как любой уверенной в себе и рассудительной женщине, ей хватило одного взгляда на мои перепачканные руки и лицо, чтобы сделать неблагоприятный вывод. Но вывод этот был ошибочным.