Анна Альварес - Семейные узы. Смятение чувств

Когда Педру сообщил дяде, что женится на Силвии, Ирис пережила это как личную трагедию. Она билась в истерике, злобно выкрикивая:

— Я убью ее! Убью эту проклятую невесту!

Ингрид пыталась успокоить дочку, совала ей валериановые капли, но Ирис не унималась.

— Хорошо, хоть твой отец этого не слышит, — говорила Ингрид. — Он бы тебя сейчас попросту отстегал ремнем.

На Ирис и это не действовало. Она продолжала бесноваться до тех пор, пока ей не пришло в голову, что надо обязательно отбить Педру у Силвии.

— Он все равно будет моим! — заявила она матери.

В то время Ирис было немногим более десяти лет, а теперь исполнилось восемнадцать, но со своей детской мечтой о Педру она так и не рассталась. Звонила ему, зазывала на фазенду, а он все не ехал.

Но как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Заболел отец Ирис, у него обнаружили раковую опухоль, и с учетом преклонного возраста Алесиу на его выздоровление не приходилось рассчитывать. Он сам это понимал и потому стал распродавать свое хозяйство, зная, что Ингрид в одиночку не справится с лошадьми. А поскольку Алесиу хотелось передать их в хорошие руки, то он и просил Педру приехать поскорее.

— У меня есть покупатели, но я хочу, чтобы ты купил моих лошадок, — говорил он в трубку слабым голосом. — Поторопись, а то я могу и помереть до твоего приезда.

— Он только и говорит о смерти! Сколько можно? — возмущалась Ирис.

— Ты должна пожалеть папу, его дни сочтены, — вну¬ла дочери Ингрид, вытирая слезы.

— Да я жалею его, — отвечала та. — Просто мне очень тяжело видеть его таким беспомощным, несчастным, особенно когда он вдруг начинает плакать.

— Да, он сейчас как дитя малое. А ты еще ссоришься с ним из-за лошадей! — упрекнула дочку Ингрид.

Ссора, о которой она говорила, произошла после звонка Педру, сообщавшего, что он приедет на Новый год и купит у Алесиу лошадей. Тот сразу же воспрянул духом:

— Слава Богу! Теперь у нас будут деньги! Я возмещу банковский кредит и не оставлю вас с долгами.

— Но всех лошадей продавать не обязательно, правда, папа? — осторожно спросила Ирис, намекая на то, что ей не хотелось бы лишиться своего любимого Урагана.

— Я всех и не продам, — ответил Алесиу. — Двух я оставлю детям Элены.

Ирис так и взвилась от обиды и возмущения:

— Элена! Она даже не знает, жив ли ты еще!

— Она моя дочь. Равно как и ты.

— Я не хочу, чтобы ты меня с ней сравнивал! Какая же это дочь, если она за двадцать лет не прислала тебе ни одной весточки!

— Я сам в этом виноват, — впервые за долгие годы признался Алесиу. — Ты никогда не видела Элену и не тебе ее судить.

— Да мне плевать на твою Элену! Я бы о ней и не вспомнила, если бы тебе не вздумалось подарить ей лошадей, а меня оставить с носом. Разве это справедливо? — расплакалась Ирис.

— Я дарю их не Элене, а моим внукам, — поправил ее Алесиу.

— Ну да, внукам, которых ты никогда не видел!

— Фреда я не только видел, но и нянчил его, — с неожиданной нежностью в голосе произнес Алесиу. — Элена уехала отсюда, когда ему было три года. А ее дочку я и правда не видел. Но теперь это не имеет никакого значения. Они оба — мои внуки, и пусть у них останется обо мне добрая память.

— А ты не хочешь оставить мне Урагана? Тоже на добрую память, — тотчас же ввернула Ирис.

Ингрид, до той поры молчавшая, строго одернула дочку:

— Думай, что говоришь! Твой отец болен, но он выздоровеет. Я очень надеюсь на этот новый курс лечения.

Ирис принялась оправдываться:

— Я тоже верю в это лекарство. Говорят, оно способно творить чудеса… У меня и в мыслях ничего такого не было… Я имела в виду, что не надо продавать Урагана.

— Ладно, не выкручивайся, я все понял, — печально промолвил Алесиу.

Ирис это задело за живое, и она снова стала пререкаться с отцом:

— Скажи, зачем дарить лошадей твоим внукам, если они живут в Рио? Что они там будут делать с лошадьми?

— А что ты собираешься делать с Ураганом в Рио? — задал встречный вопрос Алесиу.

— А при чем тут Рио? — вступила в разговор Ингрид. — Мы живем на фазенде. И кстати, Ирис, по-моему, права: она любит Урагана, не надо его продавать.

В отличие от матери Ирис верно поняла, какой смысл вкладывал в тот вопрос ее отец, и потому молчала.

Алесиу же вынужден был сам все объяснить — специально для Ингрид:

— Твоя дочь спит и видит, как она будет жить в Рио. И помчится туда на следующий же день после моих похорон! А с Ураганом будешь управляться ты.

Такое обвинение Ирис не могла оставить без ответа.

— Да, я мечтаю жить в Рио! — сказала она. — И уеду туда сразу же, как только сдам последний экзамен в школе. А Урагана я поселю в конюшне у Педру.

— Тебе пока никто его не подарил, — напомнила ей Ингрид.

— А я сама его куплю! Займу у Педру денег и куплю! — огорошила родителей Ирис и, пока они пребывали в растерянности, вышла, громко хлопнув дверью.

— Может, я действительно не прав? — устало произнес Алесиу. — Может, надо отдать ей эту чертову лошадь?

Ингрид явно понравилась такая перемена в его настроении, но она знала, что давить на Алесиу не следует — он этого не выносит, и потому промолвила мягко, ласково:

— Решай сам…

Он ничего не ответил.

Спустя некоторое время Ингрид пришло в голову спросить его:

— А как же ты найдешь детей Элены, если даже не знаешь, где она живет?

— У меня есть ее телефон, — сказал Алесиу, весьма удивив своим ответом жену.

— И что, ты ей звонил? — спросила она.

— Да, много раз.

— И я ничего об этом не знала! — укорила его Ингрид.

— А мне в общем-то не о чем было рассказывать, — спокойно пояснил он. — К телефону всегда подходила прислуга, а Элена мне потом не перезванивала.

— Хорошая дочь! — не удержалась от язвительного замечания Ингрид.

— Возможно, прислуга забывала сказать ей, что я звонил, — неловко попытался вступиться за Элену ее старый больной отец.

«Ты сам себя обманываешь», — подумала Ингрид, но не стала говорить этого вслух, пожалев Алесиу.

Остаток рождественской ночи Элена провела спокойно, уснув после расставания с Эду крепким безмятежным сном.

Спала она долго, едва ли не до полудня, а разбудил ее опять-таки Эду.

— Я сейчас заеду за тобой! — понесся он с места в карьер, как только Элена взяла трубку. — Мы будем кататься па лодке, плавать, загорать. Отказ не принимается.

Элена спросонок была заторможенной и ответила не сразу. А Эду был нетерпелив:

— Ты слышишь меня, Элена? Отказ не принимается!

— Да, слышу, — заговорила наконец она. — Только ты опоздал со своим приглашением: меня ждет Ивети, она испекла праздничный пирог.

— Ты променяла меня на пирог? — трагическим тоном произнес Эду.