Эмили Гиффин - Любить того, кто рядом

— Та-а-ак прелестно! — в один голос затягивают Пэм и Стелла. Заметив, что слово в слово повторяют друг друга — даже интонация одинаковая, — они весело переглядываются. Сможем ли мы с Марго перебрасываться заговорщическими взглядами, как бывало?

— Много подарков надарили, сестренка? — интересуется Джеймс с северным акцентом. Козырек он повернул вбок, как гангстер.

— Да, много, — говорит Марго. — Прекрасные подарки!

Джинни радостно выпаливает, не в силах сдержаться:

— А Эллен познакомилась с Люси!

Мне становится дурно при мысли, что, если Марго доведет до сведения приятельницы всю иронию сложившейся ситуации, Джинни обрадуется гораздо больше.

— Да? — На лице Энди брезжит интерес. В других обстоятельствах я бы долго не мучилась от ревности.

— Ну и как? — ухмыляется Джеймс, всегда готовый нарушить благостную атмосферу.

— Она очень хорошая, — спокойно констатирую я, а Джеймс, верный себе, бормочет что-то о «неплохих буферах».

— Джеймс! — привычно упрекает Стелла.

— Ничего себе, мамочка, ты знаешь, что такое «буфера»? — парирует Джеймс.

— Более или менее, — укоризненно качая головой, говорит Стелла.

Энди удается очень натурально изображать скуку при упоминании Люси. Марго, видимо, расстраивается за него еще больше. Такое впечатление, что она не в силах вынести больше ни одной минуты рядом со мной.

— Я устала, — раздраженно говорит она и жалобно смотрит на Уэбба: — Давай поедем домой, а то у меня опять начнутся ложные схватки…

Уэбб нежно массирует ей шею.

— Конечно, детка. Сейчас поедем.

— Да, пора, — соглашается Энди, допивая пиво. — У Эллен завтра большой день — она едет в Нью-Йорк на съемки.

— Я знаю, — бесстрастно говорит Марго.

Голос ее абсолютно спокоен, лицо лишено всякого выражения, но ясно (по крайней мере, мне), что она глубоко задумалась. Я отчаянно ловлю ее взор, сама не зная, чего хочу. Попросить снисхождения? Что-то еще объяснить? Умолять о прощении? Когда она, наконец, смотрит на меня, я посылаю ей один умоляющий взгляд, в котором слились все мои просьбы. Марго непреклонно и незаметно для окружающих качает головой, опустив глаза. Губы ее беззвучно шевелятся, как будто она репетирует, что скажет брату, когда настанет время.

Вечер воскресенья мы с Энди проводим как образцовая среднестатистическая пара. По крайней мере, так это выглядит со стороны. Сначала мы готовим салат на ужин (пиццу мы купили по дороге) и смотрим телевизор, любезно передавая друг другу пульт. Потом я помогаю мужу приготовить мусорный бак и вытащить его на тротуар перед домом, для уборщика. Потом я выписываю чеки в оплату счетов, а Энди сидит рядом. Все это время я сама не своя: подпрыгиваю от каждого телефонного звонка и пытаюсь найти подходящие слова — и моральные силы — для признаний.

Потом пора спать. Мы ложимся в постель и выключаем свет. У меня последний шанс сказать хоть что-нибудь, прежде чем ему это скажет Марго.

Энди наклоняется ко мне поцеловать на ночь. Я его целую, и медлю чуть больше обычного. На душе тревожно и грустно. Сотни фраз проносятся в голове — все неподходящие.

— Ты знаешь, мне понравилась Люси, — подаю я несмелую реплику. Мне противна неловкая попытка начать душевный разговор на тему «Можно ли дружить с бывшим».

— Ага. Она хорошая, — сонно говорит Энди. — Жаль, что вышла за козла.

— Да? Ей с мужем не повезло?

— Еще как! Он, болван, пропустил рождение сына.

— Ну, мало ли… Может, у него причины были? — Надеюсь, Энди возьмет с меня пример и тоже будет терпимым.

— Я знаю, бывают всякие случаи. Ребенок, например, рождается преждевременно… Но этот придурок уехал в командировку, зная, что у жены скоро срок. А потом — сюрприз, сюрприз! — сын родился без него.

— Кто тебе рассказал?

— Лю.

Помимо воли меня передергивает от этого уменьшительно-ласкательного откровения. Энди, должно быть, тоже понял и поправился:

— Люси сказала.

— Когда? — Я с пристрастием ищу вину за мужем, чтобы оказаться с ним на равных. — Ты же сказал, вы не общаетесь?

— Не общаемся, — быстро говорит он. — Она мне давно говорила.

— Подожди, ее сыну — пять. Мы с тобой уже дольше.

— Сыну почти шесть. — Энди поплотнее заворачивается в простыню.

— Ты что, его день рождения помнишь? — пристаю я, причем шучу лишь отчасти.

— Спокойно, детектив, — со смехом отвечает Энди. — Мы с Люси правда не говорили много лет. А про мужа она вспоминала в последний раз — ну, знаешь, прощальный разговор и всякое такое…

— Когда рассказывают, как стало плохо, а новые отношения никак не сравнить с первой любовью?

Энди смеется.

— Вовсе нет; не скажу, чтобы она жаловалась. А про рождение ребенка рассказала мимоходом. Она вообще не особенно по этому поводу расстроилась — ее дети заботят больше, чем муж.

— Она сама тебе позвонила? Или ты ей? — Я все больше завожусь.

— О Господи, Эл, ну не помню я! Какая разница? Просто хотели убедиться, что все хорошо, без обид…

— А они были, обиды? — не отстаю я.

Да, а вот у нас с Лео не было прощального разговора. Так и обошлись без него, если не считать ночного перелета. Который, пожалуй, ясности не внес, скорее наоборот.

— Нет, — говорит Энди. Потом садится в постели и мягко спрашивает: — А к чему ты это?

— Ни к чему… Просто чтобы ты не думал, что я ревную. Вы можете с ней общаться… Быть друзьями…

— Перестань, Эл. Ты же знаешь, у меня нет ни малейшего желания общаться с Люси.

— Почему?

— Ну не хочу, и все. Во-первых, у меня нет друзей женского пола. Во-вторых, мы с ней чужие.

Я обдумываю его слова. Примеряю их мысленно. Но у меня никогда не возникало подобного чувства к Лео, несмотря на то, что мы расстались «по-плохому» и долгие годы не поддерживали отношений. Я не знаю подробностей его повседневной жизни, но он чужим мне так и не стал.

— Как печально, — говорю я. На самом деле еще вопрос, какой сценарий печальнее. Первый раз задумываюсь: доведись нам с Энди расстаться, в какую категорию попали бы мы? Впрочем, что это за мысли? Такого не может случиться никогда. Или может?

— А что тут такого печального? — невозмутимо спрашивает Энди.

— Ну, не знаю…

Энди поворачивается ко мне. Приходится напрячь зрение, чтобы разглядеть его в темноте.

— Что у тебя на уме, Эл? — тихо спрашивает он. — Ты что, расстроена из-за Люси?

— Нет, — быстро говорю я. — Правда, нет. Она мне понравилась, честно.

— Ну, тогда хорошо.

Закрываю глаза и собираюсь с духом. Настало время сказать правду. В горле пересохло, приходится облизнуть губы. Затем, после долгой секунды, говорю дрогнувшим голосом:

— Энди, мне надо кое-что тебе сказать.

— Что? — Голос Энди спокоен.

Вдыхаю и выдыхаю.

— Это насчет завтрашних съемок.