Елена Квашнина - А у нас во дворе (СИ)

Серёжа упирался рогом, держался Брестской крепостью, между делом объясняясь со своими родителями, обещая всё на свете моим. Кошмар, короче. У меня болела голова, и тошнота подступала к горлу. Истерику его родителей заткнул железный аргумент будущего Серёжиного тестя:

- Моя дочь спасает вашего сына от тюрьмы.

Логиновы, конечно, слышали кое-что про аптечную историю, но подробностей не знали. Подробностями и криминальными деталями с ними поделилась мама, после чего сразу весело предложила:

- Вот что, зятёк, перебирайся-ка ты к нам. Мы с отцом и тебя прокормим.

Остолбеневшие от эдакого нахальства, Логиновы не сообразили с полтыка, не вникли в смысл предложения, не пикнули. Растерялись. Зато их сын, пользуясь внезапной паузой, деловито уточнил:

- Когда?

- Да прямо сейчас, - сказал мой отец. - Чего ждать? Подумаешь, не расписаны. Распишитесь чуть погодя. У вас особые обстоятельства.

И мой Логинов, отряхнув с себя прах отчего дома, в тот же вечер переехал к нам. Отдельная комната в целых девять метров с полуторной кроватью - настоящий рай по сравнению с больничной палатой, куда любой вламывался без стука, и узкой железной койкой.

Нас очень быстро расписали. Действительно, особые обстоятельства. И свадьба, скромная, с небольшим количеством гостей, с белым платьем, с фатой, чудом державшейся на моих коротеньких волосах, состоялась. Шалимов, свидетель жениха, перед тем, как крикнуть "горько", выдал короткий непонятный тост:

- До чего я их обоих уважаю! Умеют держать удар. Характеры - ух!

Целое лето ушло на идиотские разборки с Ворониными - благодарение богу, успешные. Сам Славка грел пятки на Золотых песках, куда повёз, вот удивительно, Танечку Лаврову. Ну, это я удивлялась. Серёжа счёл сей факт закономерным. По его мнению, Воронин расплачивался за услуги. А на вопрос, - "какие такие услуги?" - поведал мне занимательную историю. Когда я ещё лежала в больнице, а Серёжа только мечтал полностью туда переселиться, у него состоялась весьма содержательная беседа с Лавровой. Танечка, выслушав про окончательную и бесповоротную свою отставку, презрительно заметила, что у неё при желании таких Логиновых будет вагон и маленькая тележка. Сроду бы она никаких дел с Логиновым не имела, не проси её слёзно Воронин. Со Славкой она была знакома ещё до переезда в наш район. Её родители работали вместе с Ворониным-старшим, на полступеньки ниже по рангу. За день или два до переезда Славка пригласил её в кабак и там, обещая золотые горы, поставил задачу: отвлечь Серёгу от одной, бдительно охраняемой им, особы. Упомянутая особа с первой встречи, специально подстроенной Ворониным, вызвала у Танечки такой букет негативных чувств, что примешалась сильная личная заинтересованность. Соперница ей попалась нетрадиционная. Гораздо интересней. Эгеж, получается, пока Лаврова отвлекала Серёжу, Воронин беспрепятственно меня обхаживал. Махинатор хренов. Интересно, а материальные расходы в виде сигарет, жвачки и прочего они пополам несли или Танечка одна расплачивалась?

Пресловутый махинатор собственной персоной объявился в конце августа, после Золотых песков. Позвонил в дверь, я была ближе всех, открыла.

- Сука! - он произнёс одно только слово. Зато как!

Я узнала его по голосу сразу. Серёжа в мгновение ока возник рядом, отодвинул плечом, прикрыл собой.

- Зачем пришёл?

- Сказать ей, что она сука.

- Сказал? А теперь проваливай, образец благородства. И чтоб рядом с ней я тебя никогда больше не видел. Понял? Иначе точно пришибу, не пожалею.

Дверь захлопнулась. Серёжа развернулся, обнял меня.

- Девочка моя... Испугалась?

- Нет, - я поискала его губы, подставила свои. - Просто неприятно очень, гадко.

Он долго целовал меня в коридоре, и я напрочь забыла о Воронине, о грубом слове, о неприятном осадке.

Осенью он отвёз меня в клинику Фёдорова. Четыре дня - подготовка и собственно операция, неделя - в реабилитационном корпусе, куда мужа не пропускали ни за какие коврижки. Видеть я немного стала, - ложку мимо рта не пронесёшь, - но мутно, расплывчато, недостаточно для завершения курса средней школы. Со мной занимался дядя Коля, заставляя учить предметы на слух. Серёжа заканчивал институт, мне необходимо было закончить школу с полноценным аттестатом, не со справкой. Вместе мы справились.

Со временем его родители смирились, видя, как мчится их сын в новый дом, как трудится ради своего счастья и нормального будущего. Чего там говорить? Они вырастили отличного парня. Лучшего. За что я была им благодарна всем сердцем. И они мне простили мои невольные грехи. Звали переезжать к ним. По понятным причинам мне это казалось не совсем удобным: чужие, почти незнакомые, в общем-то, люди, которых далеко не обо всём можно попросить; чужая, незнакомая квартира, где надо долго изучать разные предметы, повороты, особенности, то есть временно недоступный мне быт; чужие правила общежития. Но я, извлекая уроки из прошлого, гоняла своего Логинова к предкам почаще, благо живём рядом.

Рожать мне врачи запретили до полного восстановления, иначе я могла потерять достигнутое и уже навсегда. Это было для нас с Серёжей настоящей бедой. Но мы справлялись. Повторная операция каждый год откладывалась. Мы жили теперь в новой стране, в новых условиях. В августе 91-го Серёжа искренно радовался, что у жены зрение ни к чёрту не годится, а то пришлось бы ему не в меру любопытную жену вылавливать у Белого дома. И осенью 93-го тоже радовался, даже сильнее, чем в 91-м. Больше радоваться было нечему. На операцию требовались деньги, а их каждый раз не хватало.

Времена шли тяжёлые для большинства. Мы как раз принадлежали к большинству, жилось нам непросто. Шурик и Боря Шалимов, тем не менее, завидовали. Оба часто заходили в гости, помогали в разных разностях, ябедничали на жён и детей. Шура смотрел на нас, как на собственный удачный проект. Единственный удачный, надо заметить. Боря на роль судьбы не претендовал, но тоже ждал благодарности. Любил под рюмочку вспомнить, как, увидев меня зимним вечером одну против троих амбалов, втрескался насмерть, однако не стал перебегать Серёге дорожку, пользуясь своей офигительной красотой, ибо мужская дружба превыше всего. Пусть Серёга оценит подвиг Бори и спасибо скажет.

Логинов посмеивался, но подгребал меня к себе, держал крепко, громко выражая восхищение тем фактом, что я не могу видеть офигительную Борину красоту. Заодно втолковывал другу, что настоящее счастье не в обладании, во взаимности, что отношения двоих - это труд, труд и труд. Откуда в нём житейская мудрость взялась, непонятно. Но он был тысячу раз прав. Я терпеливо училась у него смотреть на мир, людей и собственную персону иначе, постепенно избавляясь от излишней доли эгоизма. Совсем-то без эгоизма в нашей жизни нельзя. Или можно?