Сигал Эрлих - Совершая ошибки

Я сижу на песке некоторое время, залечивая мои физические и эмоциональные раны. Глядя на бесконечные воды, я стараюсь сосредоточить свое внимание на движении и тенях, но пара карих глаз вторгается в мои мысли.

Я начинаю возрождать фрагменты из наших разговоров, начиная с идеального уик-энда в Бахе, когда он сказал мне в первый раз, что любит меня. Он прошептал слова, которые я так хотела услышать: «Я влюблен в тебя, Хейлз».

Когда мы пришли домой, он сказал мне, что не может даже вынести мысль о том, что будет находиться вдали от меня. Чем больше я думаю об этом, тем больше скучаю по нему, если это вообще возможно. Я всегда чувствовала себя в безопасности и спокойствии в его объятиях. От одной только мысли о его теле и невероятном запахе, мое сердцебиение ускоряется. Я думаю о том, как его вес идеально чувствовался на мне. Как он играл свою песню у костра. Нежность в его взгляде и мои чувства в этот момент.

И точно так же, вспоминая все хорошее, что было в этих отношениях, в мою голову проникают и все плохие моменты. Я никогда не смогу забыть его взгляд, когда он попросил меня прочитать эту ужасную колонку сплетен. Выражение разочарования, агонии и предательства, тот взгляд, когда он сказал, что между нами все кончено. Я до сих пор чувствую сильную острую боль, когда увидела его отношение, которое разрушило мою душу.

А потом, опять же, сладкие воспоминания вторгаются в мою боль. Воспоминания о том, как он пытался убедить меня переехать к нему.

«Таким образом, Хейлз, чтобы подвести итог, заявляю, что мое внутреннее чувство говорит мне, что я нашел свою единственную ».

Слезы наворачиваются на глаза от невыносимой, колоссальной потери. Я просто не могу без него.

Нам было так хорошо. Я никогда не предполагала, что смогу вот так влюбиться. Я никогда не думала, что можно любить кого-то именно так. Я не могу понять, почему эта боль не утихает. Она началась с шока, превратилась в оцепенение и теперь горит ярким огнем во мне. С каждым вдохом я физически ощущаю ее. Я скучаю по нему больше, чем могу признаться даже самой себе.

— Пап, можешь посмотреть кое-что в кабинете для меня? — спрашиваю я, пытаясь замаскировать боль в моем голосе ради мамы, которая внимательно наблюдает за нами.

— Что? — спрашивает он, в то время как мы идем бок о бок в его кабинет. Глаза моей мамы продолжают расширяться, когда мы уходим.

— Я ударилась о доску.

— Покажи мне, — требует он терпеливо, войдя в образ моего врача. Его глаза сужаются, когда я поднимаю розовую рубашку вверх. Он разглядывает сине-фиолетовый синяк, расплывшийся на моих ребрах и качает головой с громким вдохом.

— Ой, — я дышу сквозь зубы, когда он нажимает на него.

— Не похоже, что перелом, но я хотел бы нанести мазь и заклеить его для перестраховки, — он поворачивается к своему шкафу из красного дерева и стекла с аптечкой, и говорит: — Это был какой-то адский удар, — и снова качает головой. — Подойди ближе, — я делаю два шага, чтобы встать рядом с ним. — Ты должна лучше заботиться о себе... — его взгляд мягкий, и я знаю, что это касается не только синяка.

Он поднимает мой подбородок рукой, чтобы я посмотрела на него.

— Обещаешь?

Я киваю в молчаливом согласии, когда он заканчивает с повязкой.

— Спасибо, папа, — я приподнимаюсь на цыпочках, чтобы поцеловать его в бородатую щеку. Он притягивает меня в свои объятия, тщательно избегая моего синяка.

— Принимай эти таблетки два раза в день в течение следующих нескольких дней. Это должно помочь от боли, — он протягивает мне маленький контейнер с обезболивающим. — Опять же, Хейлз, следуй предписанию врача. Ты. Должна. Заботиться. О себе… — он снова обнимает меня, прежде чем я ухожу из комнаты.

— Лели, мне разогреть еду сейчас? — мама приветствует меня, снова желая накормить чем-нибудь, когда я возвращаюсь на кухню. Я соглашаюсь, только чтобы не расстраивать ее, и в ответ ее лицо озаряется. Я смотрю на нее ласково. Такие простые мелочи доставляют ей удовольствие.

Звонит телефон.

— Мам, хочешь я отвечу? — спрашиваю я.

Она качает головой, когда кладет еду в микроволновую печь.

— Привет, — она отвечает спокойно. — Что, Аманда?

Я перевожу свой взгляд на нее, обеспокоенная тем изменением в ее тоне. Ее лицо осело и потеряло всю свою обычную жизненную силу и цвет.

— Когда вы узнали об этом? Как много ему известно? — она слушает, костяшки на ее правой руке побелели от того, как сильно он схватилась за угол стола. Холодная дрожь ползет по моему телу, начиная с нижней части моего позвоночника. Это может быть только что-то со Стивеном. Я уверена в этом. Она кладет трубку на рычаг, потом поворачивается, чтобы посмотреть на меня, на ее бледном лице паника.

— Это Стивен? — спрашиваю я, уже зная ответ, но все еще жду подтверждения моих опасений. Она смотрит на меня, потом ее взгляд ускользает; задумавшись, она смотрит невидимым взглядом позади меня.

— Это Стивен? — я в шоке от своего собственного громкого голоса, когда повторяю свой вопрос. Мои уже напряженные нервы выходят из-под контроля. Я не могу здраво мыслить или физически сдержать надвигающуюся агонию. Появление моего отца на кухне отвлекает нас, и мы обе поворачиваемся, чтобы посмотреть на него

— Что здесь происходит? — он смотрит на нас обеих, а потом на каждую из нас по отдельности. И, наконец, мама оправляется от шока и рассказывает нам про звонок.

— Помнишь Рона, сына Аманды? Тот, который служил в одном взводе со Стивеном, но вернулся в прошлом месяце из-за травмы?

Папа кивает утвердительно. Я смотрю на них во все глаза.

— Он смотрел новости о нападении на наших в Кабуле, и он сказал, точнее, утверждал, что это был взвод Стивена. Он узнал его по некоторым новостным кадрам, которые видел.

Я оседаю в ближайшем кресле. Это слишком тяжело воспринимать стоя.

— Они не знают наверняка, но говорят о каких-то пропавших без вести и погибших солдатах… — в конце предложения ее голос ломается.

Отец пытается успокоить нас с каменным лицом.

— Не стоит паниковать. Мы ничего не знаем наверняка. Давайте проверим новости... — он снимает очки и убирает их в карман своей рубашки. Положив их обратно, он протягивает твердую руку маме.

— Ты идешь, Лели? — его глаза умоляют меня пойти с ними.

— Я хочу сначала позвонить Таше... — я обнимаю себя, ощущая холодок внутри тела.

— Привет, Таш.

— Что случилось? — спрашивает она, услышав мой голос.

Я нервно царапаю свой большой палец указательным.

— Стивен... — мой голос дрожит.

— Стивен? Что такое, Хейлз? — ее голос тихий, и следом она продолжает: — Хейлз, черт, ты меня пугаешь. Что случилось?