Юлия Колесникова - Разрешаю себя ненавидеть (СИ)

— Есть о чем. — настойчиво продолжила я, и оглянувшись не слушает ли нас кто, вновь придвинулась. — Ты расстался с Кейт? Тебе для этого нужно было время?

— Оно мне нужно было тогда, — злобно сказал Ирвинг, и его тон поразил меня. Сколько в его голосе было ненависти. Как же это несправедливо именно сейчас. — Тогда я хотел, чтобы мы начали все заново. Но не теперь. Ты была права, все это теперь не имеет значения. Мы продолжаем жить, словно ничего и не было.

— Но оно было, — не удержалась я, и схватила его за руку. В это время учитель обратил на нас внимание. Ирвинг вырвал свою ладонь, и отодвинулся как можно дальше. Мне стало от этого неуютно и плохо, словно кто-то ударил меня в живот. Щеки покрыл горячий красный румянец.

Неужели это все? Я не могла в это поверить. Если бы судьба оказалась ко мне еще злее, и учитель решил бы меня что-либо спросить, я, скорее всего бы расплакалась.

После урока, первым делом, я побежала прочь из здания, чтобы подышать свежим воздухом, но Ирвинг видимо еще не все решил мне сказать. Вид его не был угрожающим, но я точно знала, что он явно не собирается извиняться за свои слова.

— Я все поняла, больших твоих объяснений я не выдержу, — слабо сказал я ему, направляясь, прочь к зданию, где зависали музыканты и театралы. Но Ирвинг покачал головой.

— Остановись.

Слова были сказаны уже более спокойным тоном, и мне ничего не оставалось, как выполнить его просьбу. Я посмотрела на него. Все это было так мучительно, вовсе не об этом я мечтала с утра, когда слушала Вокс.

— Не тяни, — терпеливо отозвалась я, чувствуя. Что слезы подступают уже к горлу, но я пока что их терпела, как терпела боль на стенке, когда нужно было продвигаться, чтобы не упасть.

— Пойми… все это безумие не должно было случится…

Ирвинг не успел развить свою мысль, а я уже была готова говорить таким же убийственно спокойным голосом, который кажется, вымывал все чувства из меня самой. Хотя это и не было правдой.

— Ты меня прости, даже не знаю с чего взяла, что нам это нужно — вернуть все назад. Даже больше, не могу понять, почему решила, что может быть как-то иначе. Мы с тобой просто не умеем жить мирно друг с другом. Просто давай жить дальше.

Я видела, что Ирвинг порывается что-то мне возразить, но вскоре это только вызвало очередную вспышку злости на его лицо. Так ничего не сказав, он развернулся и ушел. Знакомое желание кинуть ему чем-то вдогонку, спасло меня от позора истерики. Поплакала я позади школьной студии, там, где все остальные любят покурить, чтобы их никто не застукал.

И снова передо мной встал страшный вопрос — ну неужели это все, и то, что было между нами, неожиданно стало прошлым? И все же в последующие дни, которые перетекали в недели, мне пришлось в это поверить.

Ирвинг отдалился от меня так, как тогда на уроке — на расстояние, которое мне казалось нам уже никогда не преодолеть.

Холодное безразличие и страх сковали меня, мое сердце и душу. Я уже не могла его ненавидеть, как раньше, потому что, как он того и хотел, начала считать себя виноватой. И все равно, что во всем был виноват лишь его эгоизм! Я понимала это, но ничего не могла с собой сделать, так же как и не могла исправить того, что случилось с нами.

Я жила только стенкой, проводя все свободное время вне дома. Подальше от ненависти Ирвинга. Иногда бывать рядом с ним было просто не выносимо, и не потому что я скучала, а потому что он специально вел себя так, чтобы я как можно меньше хотела общаться с ним. Его шутки в мою сторону стали злее и насмешливее, но сил отвечать ему у меня иногда попросту не было.

Часто бывало так, что вечером пройдя на кухню, чтобы чего-либо выпить, я могла застать его, как раз за тем же занятием. И что я могла сделать, так это лишь молча подвинуть его плечом, при этом чувствуя не только его сопротивление, но так же го горячее тело и гладкую кожу. Это напоминало так же о том голоде, который я не знала до него. Это голод обладания, и плоти. Но я не хотела кого-нибудь, так как это было у Рашель, я хотела лишь его. Как же все было нечестно! Ведь иногда мне казалось, я его вовсе не волную — ведь поздно вечером я не одевала халата, потому что не ожидала его встретить. И мое спальное белье его видимо вовсе не впечатляло. Хотя вполне возможно, что он просто скрывал свои чувства.

Все же вокруг — мои друзья, родители, знакомые, решили, что моя отстраненность и снова ставшее тихим, поведение, следствие встречи с «тем парнем с фото» — Стэнли. Он был для них «тем парнем с фото», странным, загадочным. И потому они считали, другой причины грустить у меня быть не может. Я не стала из разуверять. Скорее, как оказалось, мне это было на руку, так как когда о Стэнли говорили в присутствии Ирвинге, он ставал практически бешеным. И выдавая по этому поводу шутки в мою сторону, Ирвинг не только обижал меня, заставляя краснеть, но и показывал, что все еще неравнодушен ко мне.

Это было таким странным ощущением — терпеть его насмешки, не имея возможности сказать что-то в ответ, и в то же время радоваться. В который раз за эти полгода я спросила себя, все ли со мной нормально? Может я мазохистка, и все что происходит, на самом деле приносит мне удовольствие, а Ирвинг садист? Тогда было бы просто объяснить все, что происходило между нами, и не считать все это странной мучительной любовью, с примесью ненависти. Так трудно называть наши отношения любовью. Да и от отношений осталось всего ничего — ненависть, впрочем, она была всегда.

Один раз из таких моментов запомнился мне больше остальных. Мы сидели с Рашель во дворе, и разговаривали о чем угодно, особенно об ее парнях, и я явственно ощущала, ее желание расспросить меня о моей печали. Но Рашель всегда относилась к моим мыслям и ощущениям с уважением. За это я была благодарна ей, хотя возможно и не всегда это озвучивала. Как раз во время одного такого щекотливого молчания во двор легкой трусцой вбежал Ирвинг, держа в руках телефонную трубку. Лицо его, как и постоянно при мне, не выражало радости. Но лишь когда Рашель взяла свой мобильник, я поняла, в чем было дело.

— О, привет Стэнли! Да, рада слышать…. — и с этими словами она удалилась от нас на несколько метров. Я-то поняла, что на самом деле ей звонит брат, а Стэнли просто перехватил трубку, чтобы поздороваться, или даже спросить обо мне, как уже бывало нередко. Но Ирвингу знать об этом было не обязательно. Он проследил за тем, как Рашель отошла и злорадно улыбнулся.

— Ну что, парень тебе уже не звонит?

— А тебе не кажется, что тебя это не касается? — я ухмыльнулась в ответ так сладко, что мне казалось, сейчас судорогой сведет челюсть. Но это у Ирвинга челюсти заходили так, словно он пытался перегрызть провод. Желваки на его щеках сжались, и сам он помрачнел. Его все еще выводило из себя то, что он уже не имел на меня права. Зато кто-то другой мог иметь.