Сарина Боуэн - Год наших падений

Будь вежливой , призвала себя я. Обустройство детской для малыша наконец-то закончено .

– Спасибо за всю вашу помощь, – сказала я. – Но кажется, ничего больше не нужно.

Глаза моей матери затуманились.

– Береги себя, детка, – сказала она охрипшим голосом, потом наклонилась и обняла меня, прижав к себе мою голову.

– Хорошо, мам, – ответила я ей в живот.

Сделав глубокий вдох, мама, кажется, взяла себя в руки.

– Если что – сразу звони. – Она открыла выходящую на улицу дверь.

– …Но если ты не будешь звонить несколько дней, мы не станем паниковать, – прибавил мой папа, потом коротко салютовал мне, и дверь за ними закрылась. И они ушли.

В моем вздохе было одно облегчение.

***

Спустя полчаса мы с Даной отправились на барбекю. Она вприпрыжку шагала по тротуару, а я ехала в кресле с ней рядом. В Хакнессе студенты были разделены на двенадцать факультетов. Как в Хогвартсе, только без распределяющей шляпы. Нас с Даной приписали к факультету Бомон, где мы должны были начать жить со второго курса. А пока всех первокурсников поселили вместе в зданиях огромного Двора Новичков.

Всех первокурсников, кроме нас.

Одно утешение – наше общежитие было всего лишь через дорогу. Брат говорил, что МакЭррин используется для самых разнообразных целей. Там размещали студентов, в чьих комнатах шел ремонт, или иностранных студентов, приехавших на семестр или два.

И еще, судя по всему, в МакЭррин отправляли калек вроде меня.

Миновав мраморные ворота, мы с Даной пошли на запах курицы-гриль. Во Дворе Новичков все здания были более старыми и величественными, чем наше. Крутые каменные ступеньки вели к резным деревянным дверям. Не в силах с собой справиться, я крутила головой во все стороны, рассматривая пышно украшенные фасады, словно какой-то турист. Таков был колледж Хакнесс – каменные гаргульи и три века истории. Он был великолепен, хоть и не слишком приспособлен для инвалидов.

– Я только хотела сказать, что сожалею, что мы не живем во Дворе Новичков со всей нашей группой, – произнесла я, использовав подслушанное у брата разговорное название общежитий для первокурсников. – Несправедливо, что ты застряла в МакЭррине вместе со мной.

– Кори, прекрати извиняться! – решительно сказала мне Дана. – Мы познакомимся с кучей людей. И у нас отличная комната. Я ни о чем не переживаю.

Мы вместе приблизились к центру лужайки, где был установлен шатер. В теплом сентябрьском воздухе плавало тихое бренчание чьей-то гитары, а наши ноздри щекотал запах горящих углей.

Я в жизни не представляла, что появлюсь в колледже в инвалидной коляске. Некоторые люди утверждают, будто после трагических происшествий, случившихся с ними, научились больше ценить жизнь и наслаждаться ею. Что они перестали принимать все, как должное.

Мне иногда хотелось прибить тех, кто так говорит.

Но сегодня я их поняла. Сентябрьское солнце было теплым, а моя соседка оказалась в реальности такой же дружелюбной, как и по переписке. И я дышала. Так что мне стоило научиться все это ценить.

Глава 2

Мам, смотри, здесь нет лестниц!

Кори

На следующее утро начинались занятия. Вооружившись своей особой копией Карты Кампуса Для Маломобильных Студентов, я поехала по солнышку к департаменту математики. Как и было обещано, с западной стороны здания имелся отвечающий всем требованиям пандус и широкие двери.

Так что математика была пусть и не воодушевляющей, но доступной.

Следующим предметом была экономика – курс, который предложил мне отец. «Я всегда мечтал побольше разбираться в деньгах», – признался он в один из редких мгновений сожалений о прошлом. «Я попросил твоего брата дать экономике шанс, и ему понравилось. Мне бы хотелось, чтобы и ты тоже попробовала». Это был сильный ход в наших переговорах, поскольку я разыграла карту Старшего Брата в своих собственных корыстных целях. Моим нокаутирующим ударом во время жарких дискуссий о том, куда мне следует поступить, было вот что: «В Хакнессе учился Дэмьен, значит там буду учиться и я». Моим родителям не хватило духу посмотреть в глаза своей дочери-инвалидке и ответить ей «нет».

Они уступили, а я, чтобы порадовать папу, записалась на один семестр микроэкономики. Что бы это ни значило. И теперь меня ждали страшно скучные понедельники, среды и пятницы – с математикой и экономикой по утрам.

***

Лекции по экономике проходили в аудитории огромных размеров, заставленной тесными рядами древних дубовых сидений. Поскольку специального места для инвалидов тут предусмотрено не было, я доехала задним ходом до дальней стены и остановилась рядом с парой старых разномастных стульев.

Минутой позже кто-то тяжело плюхнулся на стул рядом со мной. Скосив глаза вправо, я увидела загорелое и мускулистое предплечье вкупе с деревянными костылями.

Похоже, это прибыл мой красавчик-сосед.

Моя маленькая пернатая фея надежды проснулась и шепнула мне на ухо: экономика только что стала куда интереснее .

Хартли со стоном кинул рюкзак на пол перед собой и уложил на него свой гипс. Потом привалился затылком к стене позади нас и сказал:

– Пристрели меня, Каллахан. Ну почему я записался на курс так далеко от МакЭррина?

– Ты всегда можешь вызвать калекомобиль, – предложила я.

Он повернул подбородок, и его шоколадно-коричневые глаза затянули меня в свое гравитационное поле.

– Что-что?

Я не сразу сообразила, что только что брякнула. Калекомобиль. Точно.

– Здесь есть микроавтобус. – Я дала ему свою карту кампуса. – Звонишь им заранее, и они отвозят тебя на занятия.

– Кто же знал. – Хмурясь, Хартли уставился в карту. – Ты им пользуешься?

– Тебе честно? Я скорее приклею себе на лоб большую красную Л, чем вызову этот микроавтобус. – Я показала пальцами универсальный знак слова «лузер», и Хартли фыркнул от смеха. У него на щеке опять появилась ямочка, и мне пришлось подавить порыв протянуть к его лицу руку и коснуться этой ямочки пальцем.

В этот самый момент к Хартли подсела худая девчонка с прямыми черными волосами и в очках на поллица.

– Прошу прощения, – сказал он, повернувшись к ней, – но этот ряд предназначен только для инвалидов.

Она огромными глазами уставилась на него, а потом соскочила со стула и, словно испуганный заяц, понеслась по проходу к другому свободному месту.

– Я, между прочим, знаю, что ты пошутил, – сказала я, глядя ей вслед.

– Серьезно? – Хартли одарил меня новой улыбкой, такой лукавой и теплой, что я не смогла отвернуться, а потом, когда преподаватель начал постукивать по микрофону, шлепнул себе на коленки тетрадь.

Профессор Румпель выглядел на сто девять лет плюс-минус десять.