Скайла Мади - Кровь и ржавчина

— Убирайся, мудак.

«Мудак» ждет несколько секунд, и его голубые глаза-бусинки перемещаются между мной и Джаем. Когда Джай делает шаг вперед, расправляя плечи и выпрямляя спину, мужчина ухмыляется и быстро разворачивается на пятках. Я не понимаю, что затаила дыхание, пока Джай не протискивается мимо меня и не поднимается вверх на выступ. Захватив свою сумку плотно под мышкой, я выдыхаю и внимательно слежу за ним. Теперь все ясно. Без Джая я буду съедена заживо.

Джай кидает свой тяжелый рюкзак на хрупкую, цвета зеленого гороха раскладушку, и, что удивительно, сетка не прогибается под его тяжестью. Затем поворачивается ко мне спиной, расстегивая толстовку. Я стою на пороге и пялюсь на размер и состояние его комнаты. Конечно, я не должна была ожидать больше, чем крошечный закуток в небольшом подсобном помещении водосточной системы, но все же… эти люди заплатили десятки тысяч долларов, чтобы быть здесь, а тут даже нет двери, чтобы защитить свою частную жизнь? Какое обдиралово.

— Сотри это выражение со своего лица. Ты под землей, а не в «Хилтоне», — шепчет Джай через плечо. — Ты можешь жить в роскоши, когда выйдешь отсюда. Ты, вероятно, оценишь это.

Я надуваю губы.

— К сожалению, это место несильно отличается от моей квартиры...

Моя квартира маленькая, она настолько мала, что кровать раскладывается из стены и достает до стойки на кухне. Запах плесени и грязи здесь практически такой же, как и в квартире.

— Чувствуй себя как дома — говорит Джай, снимая толстовку.

Я прислоняюсь к влажной бетонной стене и смотрю, на его тугие мышцы на спине, обтянутые черной борцовкой, которая показывает все выпуклости и впадины. По крайней мере, один из нас не умрет в клетке. У Джая в плечах больше мышц, чем у меня во всем теле. Он может взять шестерых в клетку, если пожелает. Джай протискивается между двух раскладушек, скомкивая толстовку, и кидает ее под голову, используя в качестве подушки. Одним быстрым движением он стягивает черную борцовку, и от внезапной наготы его тела у меня перехватывает дыхание. Моему мозгу нужна только секунда, чтобы запечатлеть склоняющуюся худую фигуру Джая, когда он накидывает борцовку на светильник, находящийся над его раскладушкой, и комната погружается в мутный оранжевый свет. В полуосвещенной комнате становится трудно увидеть то, как я вздыхаю и направляюсь к своей раскладушке. Она скрипит и жалуется под моим весом. Сетка натягивается, и в данный момент я думаю, что сломаю ее и грохнусь на пол.

Не сломала.

Поняв, что раскладушка может удержать мой вес, я бросаю свою сумку на пол и подтягиваю колени к груди. Раскладушка Джая создает больше шума, чем моя, когда он опускается на нее. Он движется быстро, боясь грохнуться с нее не меньше, чем я.

Когда он комфортно устраивается, в нашей комнате становится тихо. Слишком тихо. Звуки смеха и аплодисментов раздаются эхом по тоннелю. Тяжелый воздух не позволяет получить свежий глоток воздуха, и всякий раз, моргая, я вижу перерезанное горло парня. Я сглатываю, но сухость в горле остается. Я не собираюсь жить здесь, и эта мысль... ну, это чертовски страшно.

— Все хорошо, Котенок?

Его искренний вопрос нарушает тишину. Это вопрос, над ответом на который я еще не задумывалась. Не позволяла себе задумываться. Не хотела беситься, но честно говоря, у меня не все хорошо.

— Я в подполье, и за первые десять минут после появления стала свидетелем убийства невинного человека. Чтобы выбраться, я должна бороться Бог знает сколько времени, и, в довершение всего, нахожусь в большем долгу, чем когда-либо была в своей жизни, — я запускаю пальцы в свои волосы. — Я не в порядке. Я не готова, и они поймут это, в конце концов. Тогда что? Когда Череп узнает, он перережет мне горло и выбросит через перила в бездонный тоннель без объяснений.

Джай перекатывается на раскладушке.

— Черепа нисколько это не заботит. Ты заплатила, чтобы быть здесь, как и все остальные. Уверен, ты не получишь официальное приглашение, но будешь в порядке, если будешь держать голову низко и притворяться, будто знаешь, что делаешь.

Слезы обжигают глаза, и я прикусываю язык, чтобы остановить их, но это не помогает. Слишком много сил стоит за ними, поэтому я позволяю им скатиться по щекам. Я позволяю им бесшумно намочить щеки и скатиться по пересохшим губам.

— Череп знает. Он так свирепо смотрел на меня. Он знает.

— Череп ни черта не знает, — выплевывает Джай, выражая тем самым свою неприязнь к Черепу слишком громко и четко. — Он любит запугивать людей, вот и все. У тебя доброе лицо, как у котенка. Он хотел тебя напугать, — Джай издает тяжелый вздох, садясь рядом со мной, и он знает, что я плачу. — Слушай, я помогу тебе, ладно? Я не могу сделать многое, но уверен, что кое-чему могу научить тебя, прежде чем начнется твой бой.

Я вытираю свое лицо рукой.

— Зачем ты помогаешь мне? После всего, что я сделала?

Он задумывается на секунду, и я хочу увидеть его лицо, прочитать его эмоции.

— Потому что хоть ты и огромная заноза в заднице и отвлекаешь от цели, ты кажешься хорошим человеком, — уголки моих губ дергаются в подобии улыбки. — И ты должна мне десять штук, которые нужно вернуть как можно скорее, — добавляет он, и я перестаю улыбаться.

Джай сворачивается на своей раскладушке, поворачиваясь ко мне спиной. Понятно, что время разговора закончилось. Я роняю голову на колени и обнимаю ноги, не в силах найти энергию, чтобы должным образом заставить привести себя в порядок и лечь. Думаю, это неважно. Сидя или лежа, мне не удастся поспать сегодня.

Я распахиваю глаза, когда пронзительный вопль взрывает мои барабанные перепонки и звон эхом отражается где-то в мозгу. Слышатся легкие шаги и девчоночье хихиканье, когда двое прокрадываются мимо нашего укромного уголка. Я тру слипающиеся глаза, а эти двое смеются и флиртуют друг с другом. Естественно, когда он обнимает ее, по тоннелю эхом разносится их довольно пошлая беседа. Слышно так хорошо, будто они говорят мне прямо в ухо. Уединение здесь найти нереально и мне становится интересно, знают ли они, что люди, которые спят в этом тоннеле, могут слышать, как сильно ему хочется вставить ей в зад.

Оказывается, несмотря на мое беспокойство прошлой ночью, я заснула. Я не удивлена. До происшествия, которое привело меня сюда, я отработала одиннадцатичасовую рабочую смену в больнице. Я была обессилена уже до того, как моя нога ступила в поезд. Когда я наконец-то села на свою раскладушку, мой организм сдался, и крепкий сон победил. Зевая, я смотрю на небольшие серебряные часы-брелок, приколотые к карману на груди моей фиолетовой рубашки. Они показывают девять часов утра, но я не могу сказать точно. Освещение такое же, как и когда я уснула. Прошло всего несколько часов, но есть бесконечный список вещей, которые нужно сделать, чтобы увидеть солнце снова или глотнуть свежего воздуха.