Мэгги Кокс - Мечта балерины

— Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь. Мак снова улыбнулся, обнимая Амели. Но его поцелуй в уголок ее безупречных губ был чисто отеческим. — Не переживай, дорогая. Я не оставлю тебя с пустыми руками. Тебе хватит с лихвой, прежде чем появится новый поклонник.

— Тара? Почему ты сидишь в темноте?

Жмурясь от яркого света, внезапно наполнившего комнату, Тара с виноватым видом встала с тахты и автоматически изобразила на лице улыбку. Не хватало, чтобы тетя догадалась о ее переживаниях. Малейший промах — и тетя Бет набросится на нее, как лев на сырое мясо, спрашивая, чем она могла бы помочь. Конечно, у нее добрые намерения, но это совершенно бесполезно. Тут бессильна даже ее всемогущая тетя.

— Я задремала, — солгала Тара в ответ на ее вопрос. — Приготовила поесть, а потом присела здесь отдохнуть.

— Ты виделась с Маком? — Тетя бросила ключи на маленький антикварный столик у двери и встала, уперев руки в бедра. Бет приняла ту решительную позу, которая ясно говорила, что шутить она не намерена и ждет объяснений, — сейчас тетка напоминала Таре полицейского с телеэкрана, с пристрастием допрашивающего подозреваемого.

— Да, — тихо ответила Тара, заправляя за ухо выбившуюся прядь светлых волос. — Зачем ты сказала ему, где меня найти?

— Потому что он был очарователен, вежлив и очень обеспокоен. И вообще, я считаю, что пора вам поговорить — несмотря на то, что вина лежит непосредственно на нем. — Бет Дилани, высокая, стройная женщина лет пятидесяти, рыжеволосая, как большинство ирландцев, скинула свой сшитый на заказ синий жакет и повесила его на спинку кресла времен короля Эдуарда.

— Я пять лет не слышала о нем. Бет, и думаю, ты его не правильно поняла. Не находишь, что выяснять отношения уже поздно?

— Поговорить никогда не поздно, дорогая. Это же просто смешно. Вы женаты и не живете вместе. Необходимо все выяснить.

Тара глубоко вздохнула.

— Уже выяснили. Он попросил у меня развода.

— О! — Бет была ошеломлена. Никому и никогда не удавалось застать ее врасплох. Она с двух лет отличалась проницательностью — так гласит семейное предание. — И что же ты ответила? — Придя в себя, Бет принялась теребить нитку прекрасного жемчуга на шее.

Эмоции мешали Таре говорить. Борясь с сумбуром мыслей, она убеждала себя: вполне естественно то, что Мак встретил другую женщину. Но другая часть ее, упрямая, совершенно не подчиненная разуму, всегда лелеяла хрупкую надежду, что однажды Мак вернется. Теперь же эта надежда рухнула.

— Конечно, я дала согласие. А что мне еще оставалось?

— Ты ведь сказала ему о ребенке? — Желая узнать все, Бет не щадила Тару, задавая вопросы.

— Он встретил другую. Хочет жениться снова и создать семью. Да.., я сказала ему о ребенке. Хотя, наверное, не следовало этого делать.

Тара перевела измученный взгляд на дверь.

Возможно, это слабость, но она больше не хочет расспросов.

— Но почему? Он должен знать, через что тебе пришлось пройти из-за него!

— Ему было очень больно. Бет. Я видела по его глазам. Что пользы страдать нам обоим?

Впервые Бет не знала, что ответить племяннице. Она нежно откинула ее челку со лба.

— Ты такая красавица, моя дорогая! Ты молода и должна наслаждаться жизнью, а не торчать в старом душном антикварном магазине вместе со старой курицей вроде меня!

Тара улыбнулась, ее сердце переполнилось любовью к тете, которая без колебаний предложила ей убежище, когда Мак ушел. Тетя не просто дала ей кров, но и новое занятие, она была рядом в самый тяжелый момент и поддерживала ее в ту ужасную ночь в больнице, оплакивая вместе с Тарой потерю ее драгоценного ребенка.

— Ты совсем не старая, Бет. А что до того, чтобы наслаждаться жизнью… — Покраснев, Тара мгновенно забыла о своих несчастьях, о которых и не следовало вспоминать. — Я наслаждалась жизнью, когда Мак был рядом.

— Глупец! — презрительно произнесла Бет. — Я говорила это тогда и говорю сейчас. Интересно, осознал ли он хоть немного, чего лишился?

Мак остановил машину, чтобы свериться с картой еще раз. Убедившись, что он на правильном пути, опустил стекло, чтобы подышать свежим загородным воздухом. Бабье лето, длившееся с первой недели сентября, шло на убыль. Опавшие листья покрывали землю у живых изгородей, и в воздухе стоял запах сожженной листвы. Прохлада проясняла его мысли, и Бог свидетель, он многое передумал за три последних ночи. Открыв бардачок, он достал оттуда потрепанную фотографию, на которой Тара стояла у Тауэрской башни, он сделал этот снимок давно, когда они только что встретились. Смеясь в объектив, она была просто очаровательна, с мягкими светлыми волосами и блестящими зелеными глазами, в симпатичном летнем платьице, облегающем ее гибкую, стройную фигуру. Тогда она так мило настаивала на том, что сама заплатит за ланч… Вскоре он понял, что такова Тара — великодушная и любящая до безумия. И Мак купался в этой любви, прежде и не ведавший, что такое возможно. Она освещала его жизнь, наполняя ее радостью, и когда он ушел от нее, свет для него померк. Но когда она сказала ему о ребенке…

Эта мысль как острый нож вонзилась в сердце.

Тяжело вздохнув, Мак уронил фотографию на соседнее сиденье и включил зажигание. Глубокая морщинка залегла у него между бровей, когда он посмотрел в зеркало заднего вида и вывел свой серебристый «мерседес» на шоссе. Если расчет верен, то можно успеть добраться до маленького загородного магазина Тары к ланчу. Он заехал в отель, расспросил дежурного клерка и отправился разыскивать антикварный магазин Бет Дилани под названием «Воплощенные воспоминания».

Хочет она того или нет, но они должны поговорить. Оставалось надеяться, что Тара или ее тетя не захлопнут дверь прямо у него перед носом.

— Можете что угодно думать обо мне, Мак Симонсен, но я вовсе не намерена говорить вам, где Тара. Я уже совершила эту ошибку всего несколько дней назад. Она много пережила, и ей было нелегко забыть вас. Потеря ребенка…

— Черт возьми, Бет! Почему никто не сказал мне, что она была беременна? Как ее муж я имел право знать! — К счастью, в маленьком антикварном магазине не было покупателей — Мак чувствовал, что еле сдерживается. Да, он был не прав. Не ему упрекать Тару в том, что она скрыла свою беременность, ведь он сам утверждал, что не готов стать отцом. Но как ее родные могли не сообщить ему, особенно тогда, когда она нуждалась в помощи!

Бет Дилани рассердилась не на шутку. Ее длинные серьги с топазами угрожающе задрожали, когда она сложила руки на своей худой груди, словно приготовилась померяться силами с этим великолепно сложенным мужчиной с голубыми глазами, против которых не устояла бы ни одна менее сильная женщина. Но Бет гордилась тем, что она выше подобной чепухи.