Дженнифер Меттоуз - Заповедник чувств

Спустя несколько часов в дверь постучали.

— Входите, дверь открыта! — крикнула она самым небрежным тоном, пытаясь справиться с приступом тошноты. Однако когда Дэвид вошел, она словно приросла к своему месту у стола, не в силах двинуться.

Ее удивило, что он был в пиджаке и при галстуке. Правда, в его одежде чувствовалась небрежность, но тем не менее…

— Я принес вина…

— Превосходно. Спасибо.

Он подошел к столу и поставил бутылку на стол, неправдоподобно высокий и уверенный в себе.

— Я надеюсь, вы не против, если вам придется немного поработать?

Мысль о том, чтобы заставить Дэвида Прескотта помогать на кухне, до этого не приходила в голову Дианы, но внезапно показалась ей чудесным средством, способным снять имевшееся между ними напряжение.

— А что мне надо делать?

Его глаза смягчились, брови приподнялись, придавая всему его облику определенную открытость.

— Пойдемте в кухню. Вы будете тушить овощи. Справитесь с этой задачей?

Диана бросила на него осторожный взгляд, уловив в глазах гостя насмешливые огоньки.

— А что тем временем будете делать вы? — спросил он.

— Не беспокойтесь, я не буду бездельничать — займусь нашим, десертом. Надеюсь, вы не станете возражать против бисквитов из холодильника? Мне надо было бы сбегать за свежим хлебом…

— Диана, перестаньте извиняться. Я не капризен.

Диана? Он, назвал ее Дианой? Она не знала, куда спрятать свои глаза.

— Иногда мне приходится самому готовить, а в дороге, бывает, я держусь только на консервах.

— Знаете, — сказала она, — а я ведь не знаю, где вы живете. И где вам приходится самому готовить. Не можете же вы большую часть своего времени проводить в отелях.

— Я провожу в них достаточно много времени, когда приходится путешествовать. Но под домом я имею в виду свою квартиру в Нью-Йорке.

Его голос звучал ровно, без особых эмоций.

— Почему Нью-Йорк?

Он положил на сковородку мясо и добавил масло.

— Там находятся все мои предприятия. И офисы тоже.

— В самом деле?

Она положила на сковородку порезанную морковь и сунула бисквиты в духовку.

— А я-то думала, что сталелитейная промышленность располагается в Пенсильвании.

— Сталелитейная?

На его красивом лице появилось удивление.

— А разве вы не стальной Прескотт? Разве не ваша семья…

— Этот бизнес в руках у моего брата Уолтера. Я занимаясь другими делами.

— О!

Диана смотрела на пар, уже долгое время поднимавшийся над кастрюлей с рисом.

Наконец он слегка подтолкнул ее локтем.

— Вы не собираетесь спросить, какими?

Его глаза, казалось, слегка поддразнивали ее.

— За кого вы меня принимаете? Я не сую нос в чужие дела.

Дэвид рассмеялся, став от этого еще обаятельнее.

— Вы действительно уверены, что не хотите спросить? Так вот меня привлекает все — от выведения породистых лошадей до компьютеров.

Диана опустила глаза. Как он привлекателен! Мысли о нем в течение двух последних недель почти свели ее с ума.

— Кажется, все готово, — сказала она тихо.

За столом Дэвид открыл вино и наполнил стаканы. Диана зажгла свечи, их мягкое мерцание создавало интимную обстановку. Он пододвинул ей стул.

— Эвелин тоже живет в Нью-Йорке? — Диана пыталась скрыть легкий шок от этих маленьких знаков внимания.

Он сел.

— Да, в нескольких кварталах от меня.

— О, как мило. Жить по соседству, я имею в виду.

— За исключением того, что видимся мы не так уж часто. Мы очень заняты.

Он положил горячий рис на тарелку Диане, потом себе.

— Но достаточно обо мне. Давайте поговорим немного о вас.

— Обо мне?

Он кивнул улыбнувшись.

— Кто вы, Диана Уайт, несчастье моей жизни? Диана ощутила острое покалывание где-то в области затылка. Подозревает ли Дэвид о том, как ее тянет к нему? Ощущает ли он тоже физическое влечение? Вероятно, не следовало надевать это красное платье, обнажавшее ее плечи, и не оставлять распущенными волосы.

— Я слышал, вы упомянули, что у вас есть брат, — начал он.

— У меня не один, а пятеро братьев, Дэвид.

— Пятеро? — изумленно переспросил он.

— Угу. И все они старше меня. — Она засмеялась.

Он присвистнул.

— Бедняжка!

— Это хуже, чем можно себе представить. Всю жизнь мне приходится терпеть опеку со стороны пяти дополнительных родителей.

— Почему вы решили стать преподавательницей английского?

Огоньки свечей отражались в голубых глазах Дэвида.

— Звучит банально, но из-за учительницы, которая была у меня в седьмом классе.

Она замолчала.

— Продолжайте, — мягко сказал он.

— У меня тогда были неприятности в школе. Я провалилась на экзамене.

Провалилась на экзамене, стала худеть, ввязывалась во все драки на школьном дворе. Тот год, когда умерла мать, был самым тяжелым в ее жизни, и миссис Коннели догадалась об этом. Диана понимала, что без помощи учительницы она на всю жизнь сохранила бы ожесточившееся и огрубевшее сердце.

Но Диана не хотела этого рассказывать и ограничилась сокращенным вариантом.

— Той весной учительница приходила ко мне домой, чтобы помочь мне. Именно она приучила меня читать, заставила вести дневник. Я до сих пор поражаюсь, как много можно узнать о себе, ведя дневник.

— Ваша мать умерла, когда вы были маленькой? — Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Да, — Диана опустила глаза.

— Я… моя мать умерла… — начал он, запинаясь, и, помолчав немного, продолжил: — Моя мать умерла, когда мне было шестнадцать лет. В авиационной катастрофе. Я знаю, как это больно — терять мать.

Больше он ничего не прибавил, но Диану подхватил поток симпатии к нему. Не думая, она дотронулась до его руки.

И поняла, что совершила ошибку, когда Дэвид замер. Она быстро убрала свою руку.

Разговор, казалось, потерял для Дэвида всякий интерес. Он отодвинул стул и встал.

— Все было вкусно, Диана, — сказал он небрежно.

Сердце у нее екнуло. Что она сделала? Неужели простое прикосновение оказалось таким неуместным? Неужели она так неприятна, что ему не терпится уйти?

Диана вскочила и в волнении опрокинула почти полный стакан вина. Дэвид вытащил свой носовой платок и начал вытирать пятно. Щеки ее заалели, в глазах показались слезы.

— Какая я неуклюжая! Какая неуклюжая бестолочь! — пробормотала она, пытаясь вытереть расплывшееся пятно собственным носовым платком.

— Диана прекратите. Говорят, что пролитое вино к удаче.

— К удаче? Вы называете это удачей? — сказала она, показывая на вино, капающее со стола прямо ему на брюки.

Она побежала на кухню за полотенцем и, наклонившись, стала вытирать его туфлю.

— Извините, Дэвид. Кажется, всякий раз, как мы с вами встречаемся, происходит что-то ужасное и обычно вам достается больше, чем мне.