Джудит Майкл - Обманы

«Часть жизни Стефании, моя жизнь, которую я не могу закончить».

— Две незаконченные жизни, — сказал Гарт.

«Да, но это лучше, чем ранить тебя правдой. Или жить с тобой во лжи, основанной на смерти моей сестры».

— Мама!

«Не думать об этом. Наслаждаться последними днями».

— Иду, Клифф, — отозвалась Сабрина и стала спускаться по лестнице.

Позже Сабрина будет вспоминать эти три дня как смесь жестов и голосов. Она будет пытаться выделить отдельные моменты, но они станут ускользать. Единственное, что у нее останется, это смутное воспоминание о времени, когда ее чувства резко сменились от яркого счастья к темной горечи, а часы понеслись прочь от нее, когда она пыталась их вернуть.

В пятницу вечером Лойд Страус устроил обед для преподавателей университета, его попечителей и ученых со всей страны. Пенни и Клифф были там, сидели и с благоговением слушали разговоры об их отце и блестящей элегантности матери в уникальном золотистом платье и коротком жакете. Комната была ярко освещена и заполнена людьми.

— Извинение Ллойда, — произнес Гарт, смущенный, но тронутый. — За нашего приятеля следователя.

Наблюдая, почти ничего не говоря, Сабрина позволила вечеру нести ее по течению. Она любила Гарта за спокойное отношение к признанию со стороны старших и более известных ученых, к поздравлениям со стороны попечителей университета и преподавателей. После обеда, сидя во главе стола, Сабрина прислушалась к речи президента, описывающего характер Гарта — она услышала многое, чего не знала, — и затем сделавшего формальное объявление о его назначении директором нового Института генетики.

Оставаясь спокойной среди аплодисментов и вспышек фотоаппаратов, она подумала: «Я помогла этому счастью. Все это могло произойти и без меня. Но я помогла. Он всегда будет помнить это».

Гарт, стоя рядом с ней, произнес короткую речь о целях нового института, о его штате и поблагодарил тех, кто помог ему осуществить все это на деле.

— Но сам лично, — добавил он, — я хочу поблагодарить двух людей, которые помогли мне достигнуть сегодняшнего вечера. Ллойда Страуса, балансировавшего между дружбой и служебными обязанностями, и мою жену, которая не оставила меня ни в любви, ни в беде, сохранила нашу семью и совместную жизнь.

Гарт взглянул на светящиеся глаза Сабрины.

— Стефанию Андерсен.

Все стояли и аплодировали, когда Гарт сел и взял жену за руку.

— Какая еще женщина, — добавил он для нее лично, — более желанна для меня? Я с ней с большим удовольствием отправился бы спать, чем сидел в этом зале. Сабрина рассмеялась, переполненная радостью и любовью.

— Скоро, — пообещала она. — Как только мы освободим тебя от остальных твоих поклонниц.

Для нее не было никакой другой реальности, кроме глаз Гарта, его рук, держащих ее ладони, его губ. Но президент университета увел его поговорить с одним бизнесменом, собиравшимся вложить средства в строительство института.

Это все, что запомнила Сабрина, хотя разговаривала со множеством людей, и позже, когда дети уже улеглись спать, они с Гартом любили друг друга. Они любили так, словно хорошо узнали друг друга только за последние недели: медленно, как бы развлекаясь, словно все время мира впереди принадлежало им, смакуя каждый момент, когда они удивительно жили, изучая, познавая то, что могли дать или взять.

Но Сабрина запомнила только общее впечатление, чувство полноты, а не отдельные моменты, когда они видели только друг друга, а все остальное не имело значения. Те моменты были туманными, являлись частью темноты ночи и тусклого утреннего рассвета, когда Пенни с Клиффом разбудили их, напомнив о планах на уик-энд.

— Вы не забыли? Мы едем кататься на лыжах!

— Вот в чем разница, — прошептал Гарт со своей подушки, положив под одеялом руку на грудь Сабрины, — между забывчивостью и началом уик-энда в цивилизованное время.

Но, подгоняемые детьми, через некоторое время они уже были на пути к Мичигану.

Долорес и Нат приглашали их в свой загородный дом в дюнах в Лэйксайде с самого Дня благодарения. Когда пришло время, Сабрина не хотела ехать. «Я хочу побыть только вчетвером. Ведь это наш последний уик-энд». Но она не смогла сказать этого. Пенни и Клифф были так возбуждены, что Сабрина сдалась.

Уик-энд запомнился таким же туманным, как и последние несколько дней. Ее память могла восстановить только белизну: покрытые снегом дюны на фоне бледного неба, сверкающее на солнце, словно олово озеро, белые следы от их лыж на склонах. Сабрина могла вспомнить лицо Гарта, приближающееся к ней, когда дети убегали далеко вперед. Ее губы раскрывались перед его, и она шептала: «Я люблю тебя». Потом Нат и Долорес поймали их. Она запомнила неторопливый обед перед огромным камином, тихую беседу до позднего вечера, их четверых, наблюдавших, как умирает пламя и начинают поблескивать угли. И еще Сабрина помнила, как они с Гартом быстро разделись в холодной спальне и скользнули в ледяную постель, ежась, пока не оказались в объятиях друг друга, как они согрелись, а потом Гарт почти без движений вошел в нее.

Но это все, кроме острой боли счастья и глухого отчаяния, было где-то вне ее.

Рано утром в понедельник они уложили вещи для поездки в Нью-Йорк и попрощались за завтраком с детьми.

— Не забудьте, — напомнила Сабрина, — после школы вы идете домой к Гудманам.

— Мама, — заявил Клифф, — ты уже говорила нам это раз пятьдесят. Мы же так делали, когда вы ездили в Коннектикут. Думаешь, можно забыть?

— Мне не понравится, если вы придете в пустой дом.

— Не придем, говорю тебе. Мы же не дети.

— Я знаю. — Сабрина погладила Пенни по волосам и поправила лямку. — Просто я расстаюсь с вами… Ее голос дрогнул, и она быстро отвернулась.

— Мам? — встревожился Клифф. Она услышала волнение в его голосе. В кухню вошел Гарт.

— Что-то не так? — спросил он.

— Кажется, мама нездорова. Гарт быстро направился к ней, но Сабрина поднялась прежде, чем он подошел.

— Немного болит живот, — сказала она небрежно. — Ничего страшного, после завтрака пройдет.

Он изучал ее лицо.

— Больше ничего?

— Больше ничего.

Они оживились. «Не забудьте, после школы вы идете домой к Гудманам», — сказали хором Клифф и Пенни и рассмеялись.

— Мам, не могла бы ты привезти мне из Англии рыцарские доспехи? — попросил Клифф.

— Доспехи? Клифф, ты знаешь, сколько они весят?

— Сколько?

— Больше ста фунтов. Рыцаря усаживали на лошадь при помощи грузоподъемного устройства.

— Как же лошадь не падала под такой тяжестью? — спросила Пенни.

— Наверное, это была здоровая кобылица. — Клифф с хохотом повалился на пол.

— Не дурно, — сказал Гарт, хихикая. — А теперь собирайся в школу, пока не опоздал. И мы должны успеть на самолет, Стефания. Ты готова?