Джудит Майкл - Обманы

— Достаточно долго, чтобы закрыть квартиру Антонио, узнать последние сплетни…

— Что ты делаешь изумительно.

— И скупить Хэрродс, Цэндру Роде, Фатнум и Мэйсон.

— А что, в Рио нет магазинов?

— Дорогуша, ты не поверишь, какие в Рио магазины. Все на любой вкус. Но я хочу как в Лондоне, а Рио — не Лондон. Я полагаю, что, в конце концов, привыкну, но до тех пор, раз я могу скупить несколько магазинов и отправить за океан, почему бы не сделать этого? У тебя есть время походить со мной по магазинам или ты слишком занята тем, что женишь Габи и Брукса?

— Есть что-нибудь такое, чего ты обо мне не знаешь?

— Я же ничего не слышала о том, что ты чувствуешь по поводу оставленных в Штатах детишек и их отца. Сабрина дрожащей рукой поставила чашку на стол. Все упоминали об этом, вскользь или неопределенно.

— Вам должно их не хватать, дорогая; вам, должно быть, очень трудно. — Но никто не говорил с прямотой Александры, никто не требовал от нее прямого ответа. И никто не знал, что письма Пенни и Клиффа лежали на столике около ее постели, читаные и перечитанные каждую ночь, и что она отвечала им мысленно, только не на бумаге, пока Гарт не даст ей разрешения написать им.

— Я не обсуждаю свои чувства, — сказала она.

— Знаю, дорогуша, или я об этом уже услышала. Но думаю, что тебе пригодится возможность излить душу. Мы с Сабриной никогда не говорили о чувствах, но когда мы прощались перед этим злосчастным круизом, она меня поцеловала. Удивила меня… Это было так на нее не похоже, что я отшатнулась. Думаю, что этим ранила ее, она хотела прямо выразить свои чувства, а я ей не дала этого сделать. Я подумала об этом, когда она умерла. Антонио хотел сохранить свою квартиру, но я не продам свой дом, он ведь еще и дом Сабрины. Да, это мне напомнило, пока я здесь, я могу познакомить тебя с разными людьми и для дела, и для развлечений. Как бы дам тебе первый толчок, помогу отвлечься от мыслей о детях.

— Я действительно хочу быть одна.

— Мрачные мысли — нездоровое времяпрепровождение. Ты скоро собираешься повидаться с ними?

— Ты никак не уймешься?

— Ну, ну, леди, ты должна по ним скучать. И по своему красивому, хоть и несколько чопорному мужу. Неужели тебе не хочется облегчить душу?

— Не могу. Говорить слишком больно. Мне все время больно. Я так по ним скучаю, что если бы у меня еще были слезы, я оставляла бы за собой лужи. Что толку говорить об этом? Я хочу, чтобы они были рядом, я хочу чувствовать, что есть место и люди, которые меня любят, которым я нужна… о, черт, гляди, что я наделала. Я начала плакать и не могу остановиться. Выпей еще чаю, я вернусь через минуту.

— Нет, останься. Боже мой, прости меня. Я не знала, что это так плохо. Но тогда почему ты от них уехала?

— Я должна была.

— Он что, выгнал тебя?

— Я должна была уехать. У меня не было выбора. Я не могу вернуться и не могу говорить об этом.

«И дрожала мелкой дрожью, как листья трепещут под ветром», — подумала Александра и быстро сказала:

— Дорогуша, я не знала. Я больше не буду упоминать об этом. Я не знакома ни с кем, кто так относится к своим детям, большинство предоставляют заниматься ими слугам или интернатам. Меня это очень пугает, если хочешь знать. Я не уверена, что хочу заводить себе детей, если в этом столько… столько чувств…

Сама того, не желая, Сабрина рассмеялась:

— Да, столько, если, конечно, ты этого хочешь. Они сидели в дружеском молчании.

— Ну, — сказала Александра, — так что там насчет Дмитрия и погреба? Как это ты обедаешь с ним и все равно одна?

— Дмитрий — просто друг.

— Я тоже.

— Значит, и с тобой я тоже пообедаю.

— Мне это нравится. Хотелось бы, чтобы у нас было больше времени. У меня какое-то сумасшедшее ощущение, что я тебя знаю много лет, из-за Сабрины. Но я мечтаю узнать тебя получше. Что, черт побери, буду я делать посреди Бразилии без тебя? Приезжай на мою свадьбу! Приедешь? Ты должна появиться, или я не буду считать, что законно замужем, если ты не приедешь.

— Когда это будет?

— Накануне Рождества или на Рождество, как решит вождь гуарани. Можешь себе представить, ждать разрешения на брак от кучки индейцев, которые посоветуются со звездами или луной или посмотрят на форму муравейников? И еще что-то в этом роде. Ты не считаешь, что я сошла с ума?

— Нет. Я считаю, ты делаешь то, что хочешь.

— Ты единственная, у кого хватило здравого смысла не спрашивать меня, влюблена ли я. Ну, обещай, что приедешь на свадьбу.

— Я не могу, Александра. Я должна, пока не разберусь в себе, оставаться какое-то время на одном месте. Александра кивнула:

— Я не сомневалась, что ты так скажешь. Но ты будешь тут, пока я в Лондоне?

— Куда я могу деться?

— Обратно в Америку, к мужу и детям…

Улыбка исчезла с лица Сабрины.

— Нет. Я буду здесь. И буду рада видеть тебя. Надеюсь, ты будешь часто приходить.

— Так часто, как только смогу. Если передумаешь, можешь просто появиться на свадьбе, без предупреждения. Сабрина покачала головой:

— Я не передумаю. Но благословляю тебя и целую. И на этот раз ты не отвернешься. Они посмотрели друг на друга.

— Знаешь, дорогуша, если бы я сейчас просто вошла сюда, то под страхом смерти не могла бы ответить, кто ты — Сабрина или Стефания.

— Знаю, — ответила Сабрина, — так и должно быть.

Другие тоже говорили это, сыпались приглашения, и все хозяйки заявляли, что Стефания просто сенсация сезона: с такой элегантной легкостью заняла она место Сабрины. А затем новая история вытеснила все остальные. 17 декабря лондонская «Таймс» опубликовал на первой полосе статью о кражах и подделках предметов искусства, написанную Майклом Бернардом, с фотографиями Джоли Фэнтом. Статья появилась одновременно в международном издании «Геральд трибюн», напечатанном в Париже, «Ди вельт» в Германии и в «Нью-Йорк тайме». В течение нескольких часов после публикации буря телефонных звонков, шепотков и негодования пронеслась по ресторанам, клубам, каждой художественной и антикварной галерее Лондона. Сабрину рано утром разбудил отчаянный звонок Николса с новостями.

— Меня интересует, дорогая Стефания, не замешаны ли мы в этом? Я вспоминаю, что встречал несколько раз Карpa, но никогда ничего не покупал у него. Сабрина, да тут в списке несколько экземпляров фарфора, приобретенные у него!

— Какого фарфора, Николс?

Он зачитал описания. Танцовщицы, животные, фигурки птиц. Мейсенского аиста не было. Конечно, нет, запись, и накладная были уничтожены вскоре после того, как аист разбился. Где-то в книгах в «Вэстбридже» в числе десятков других галерей вписан и «Амбассадор», но в истории, рассказанной Майклом и Джоли, «Амбассадор» не упоминался. И не было причины их связывать. Теперь, когда история мультимиллионера Макса Стуйвезанта с его личной коллекцией произведений искусства, контрабандной сетью, сделками с изготовителями подделок, убийством на Средиземном море прогремела повсюду своими сенсационными заголовками, кто обратил бы внимание на такую маленькую деталь: имя прекрасной леди Сабрины Лонгворт в списке убитых?