Арина Ларина - Квадратное колесо фортуны

Самой близкой ее подругой стала Лиза. Они жили в одном доме, на одной лестничной площадке, но тесно никогда не общались. Их дружба, длившаяся больше полувека, началась морозным зимним вечером, когда Тамара возвращалась из библиотеки. Сколько она себя помнила, мама всегда запрещала ей ходить вечером через парк. А Томочка ходила, потому что так было ближе и можно было прокатиться пару раз на горке, тем более что за все годы никогда ничего не случалось. Именно в этот вечер дороги девушки и недавно освободившегося уголовника пересеклись.

Уголовник брел по сумеречной аллее, кутаясь в дырявую телогрейку. Он выбирал малолюдные места, боясь попасть на глаза патрулю. Выглядел он крайне подозрительно, а справка об освобождении была не лучшим документом для предъявления милиции. В те годы отношение к тунеядцам было суровым, карались они безжалостно, а бывший зэк все никак не мог устроиться на работу. Есть было нечего, жить негде, и вернуться к нормальной жизни не представлялось возможным. К тому же в этот морозный вечер невероятно хотелось выпить. Он не был алкоголиком, ему просто нужно было немного согреться. Да и съесть что-нибудь, чтобы успокоить сходивший с ума желудок, тоже было бы неплохо.

Девчонка с толстой, набитой чем-то тяжелым сумкой неуверенно семенила ногами по скользкой дороге. В сумерках уголовник не разглядел ее лица, да и незачем было на нее смотреть. Он молча рванул на себя сумку, страшно взглянув ей прямо в глаза. Он умел смотреть так, что даже бывалые зэки отступали под этим змеиным взглядом.

Томочка, впервые столкнувшаяся с темной стороной жизни, даже не смогла толком испугаться. Она тут же закричала, помня, что в случае нападения надо кричать как можно громче, и тогда обязательно приедет милиция. Бывший зэк, привыкший, что жертвы, парализованные ужасом, не сопротивляются, не ожидал, что малолетняя дуреха завоет на весь микрорайон. Коротко замахнувшись, он ударил ее в грудь. Томочка упала навзничь, выпустив из рук сумку. Почувствовав, что добыча перекочевала в его руки, мужик понесся прочь, грохоча сапогами по льду.

Тамара смотрела на темное небо, на котором не было ни луны, ни звезд. Только размытые черные силуэты туч медленно плыли над ней, да ледяной ветер равнодушно заносил ее колким снегом. Девушка попыталась подняться и застонала от тягучей боли. Видимо, какое-то время она была без сознания, потому что руки и ноги заледенели настолько, что наотрез отказывались повиноваться хозяйке. Единственное, на что соглашалось окоченевшее тело, перекатываться. Через несколько минут невероятных усилий она уткнулась в сугроб и поняла, что катилась не в ту сторону. У нее не было сил вернуться на середину дороги. Девушка прикрыла глаза и замерла, судорожно пытаясь найти выход из этого кошмара. Она уже начала засыпать от холода, когда вдалеке послышались невнятные голоса. Это была пара. Полная низенькая женщина, кокетливо хихикая, висла на руке высокого плотного мужчины. Он развлекал спутницу героическими фронтовыми рассказами. Заметив темное скрюченное тело, они, не сговариваясь, молча быстро прошли мимо и почти бегом скрылись в темноте. Томочка даже не смогла позвать на помощь: губы не шевелились, а из горла раздалось лишь невнятное шипение. Еще несколько раз вспыхивала и в тупом отчаянии гасла надежда на спасение. Женщина с авоськой торопливо прошла мимо, что-то нечленораздельно и зло пробормотав в сторону заметаемого снегом силуэта. Еще для одной пары она стала наглядным пособием и поводом для дискуссии на тему пьянства. Правда, красноносый мужик из солидарности предложил дотащить «алкашку» до отделения милиции, но жена, визгливо ругаясь, поволокла его дальше. Томочка в оцепенении лежала под ночным небом и прощалась с жизнью. Слез не было. Только недоумение, осознание людской черствости и потрясение от столкновения с реальной жизнью заставляли мозг функционировать. Она не верила в бога. Церквей в те годы почти не было, молиться было стыдно, а сам бог был заблуждением темных, доживающих свой век старух. Томочка вспомнила бабушку, истово молившуюся по вечерам перед маленькой иконкой и заботливо прятавшую ее в шкафу.

«Господь всегда поможет, господь всемогущ, он не в церкви, он в сердце», — сурово говорила бабуля и заставляла Томочку целовать край иконы. Рассказывать об этом родителям было строго-настрого запрещено. Маленькая Тамара повторяла за бабушкой непонятные слова и крестилась. Все это было очень-очень давно, бабушка умерла, а слова молитв стерлись из памяти.

Девушка посмотрела в черное мертвое небо и подумала, что, если где-то там есть бог, он должен помочь, потому что бабуля говорила, что он велик и справедлив, а то, что произошло сегодня с ней, несправедливо.

«Господи, помоги», — повторяла Томочка про себя. Апатия прошла, горло сдавил спазм, и по виску потекли горячие слезы.

— Э, ты кто? Ты чего тут? — Над лежавшей появилось знакомое лицо. Кто это, Томочка вспомнить не могла, только молила взглядом не бросать. Губ она уже не чувствовала.

Это оказалась Лиза. Дочь запойной тети Кати, безотцовщина, «не пара», как говорила мама. Лиза вечно ходила в чужих обносках, плохо питалась и для своих четырнадцати лет выглядела как третьеклашка.

Каким образом хрупкая слабенькая девочка дотащила Тамару до людного места, Лиза и сама потом не могла вспомнить. Просто тащила, и все.

— А как в войну медсестры раненых носили? — серьезно и рассудительно ответила она Томочкиным родителям, пришедшим к ней со слезами благодарности и забравшим к себе попить чай. Они сидели за круглым столом, на котором стояли красивые вазочки с вареньем, большой бело-голубой чайник и такие же чашечки. Лиза впервые попала в такой дом и чувствовала себя Золушкой.

Через несколько дней Томочку выписали из больницы, того самого зэка поймали во время очередного ограбления, а Лиза стала постоянной гостьей в их доме.

Ближе и преданней подруги у Тамары никогда не было. Разница в возрасте вскоре сгладилась и стала незаметной. Лизина рассудительность и практичность замечательно уравновешивали Томочкину наивность и доверчивость. С годами роли поменялись: властная и импульсивная Елизавета стала прислушиваться к мнению Томочки, ставшей со временем более уравновешенной и рассудительной. Но в юности первую скрипку всегда играла Лиза. Единственный раз, когда Томочка не послушала подругу, была внезапно нагрянувшая любовь.

Томочка созрела для семейных отношений, тело и душа требовали выхода энергии, но объект выплеска нежных чувств отсутствовал. Лиза, поступившая на философский факультет университета, все силы бросила на учебу и к подружкиным переживаниям относилась снисходительно.