Ольга Егорова - Капля света

Сначала страх был сильнее. Несколько дней я боролась с собой, уговаривала себя, внушала себе, что у меня получится, что я сумею, но все было напрасно. Я все откладывала и откладывала этот момент, как откладывала еще недавно разговор с Сергеем. Я пыталась убедить себя в том, что там, дома, у меня все же были счастливые моменты. Моменты, связанные с детством, с тем далеким временем, когда мы жили вчетвером, когда все еще были живы — и папа, и мама, и Настя. Там, дома, я жила в любви. Я жила — любовью. А те несколько месяцев, проведенных здесь, я жила только ненавистью, болью, разочарованием. И все же долго не могла я решиться вернуться домой…

Это получилось случайно. В тот вечер, очнувшись на какой-то короткий промежуток времени от мыслей своих тягостных, я вдруг увидела над головой у себя огромного паука. Я с детства боялась пауков, они всегда внушали мне какой-то панический ужас, ощущение неотвратимо надвигающегося несчастья. Раньше с пауками всегда боролась Настя. Она совершенно спокойно брала паука за тонкие лапки — брезгливо, кончиками пальцев, но в то же время совершенно спокойно. Насти никогда не убивала пауков, потому что кто-то сказал ей, что это плохая примета. Летом она выбрасывала их за окно, зимой просто выпускала за дверь.

Паук висел прямо над моей головой. Я, содрогаясь от страха и отвращения, потянулась к нему. Страшно было до него дотрагиваться, только еще страшнее было оставлять его висеть на потолке. Я смахнула его с потолка тряпкой — и в этот момент нечаянно задела гитару, висящую на стене.

Гитара качнулась и упала вниз на пол. Струны издали гулкий звук…

А потом я как будто выпала из окружающего мира. Этот звук все стоял у меня в ушах, все звучал и звучал не смолкая. Было такое ощущение, что он повис в воздухе, каким-то образом растворился в его молекулах и обрел вечную жизнь. И никуда уже теперь мне от него никуда не деться, так и будет он вечно преследовать меня, будить по ночам, находить в каждом уголке, проникать внутрь меня, как бы сильно я ни зажимала уши.

И в этот момент я почувствовала, что приблизилась к критической черте. Подошли вплотную к порогу безумия… Говорят, что люди, которые сходят с ума, не замечают этого, не чувствуют. А я в тот вечер почувствовала. Потому что где-то в глубине — души проснулось слабое сомнение: ведь не может такого быть. Звук не может существовать вечно, это просто болезнь моя заставляет меня слышать его.

Я пыталась себя убедить в этом. Но ничего не получалось. Не знаю, может быть, это просто давление у меня подскочило, но кровь шумела в ушах. Я забыла уже и про паука, и про гитару, которая так и лежала на полу. Быстро переоделась, даже ни одной вещи с собой не взяла, только тетрадку эту свою в сумку бросила и ушла…

Помню, первое, что меня поразило, когда я открыла дверь и зашла в квартиру — кактусы на подоконнике. Так и стояли они, зеленые, и даже вырасти успели за то время, пока меня не было…

Вот так я вернулась домой к Настиным картинам, к Настиным вещам. От одних воспоминаний — к другим воспоминаниям, от одной боли — к другой. Первые несколько дней я вообще ни к чему не прикасалась, спала на диване, даже постель не стелила. Ходила по квартире, как по музею. На третий день вдруг телефон зазвонил. Я бросилась к нему — подумала, что это Сергей. Сама себе удивилась: ведь сколько времени уже прошло, я даже не думала, что надежда моя, оказывается, до сих пор жива осталась. Но оказалось, что это звонили с работы. Вот ведь до чего меня мое безумие довело: я даже забыла о том, что мне на работу ходить нужно.

Взяла себя в руки. Сказала, что плохо себя чувствовала, извинилась. На следующий день встала утром пораньше, привела себя в порядок, волосы уложила, даже губы накрасила. Пришла на работу и вдруг заметила, что мне рады… Улыбаются все, спрашивают о самочувствии… Я что-то отвечаю, пытаюсь улыбаться в ответ. Потом с удивлением замечаю, что целый час уже прошел, я все это время архив разбирала, и так сильно меня занятие это поглотило, что я не вспоминала ни разу о своих несчастьях… А ведь и не думала уже, что когда-нибудь у меня это. получится!

Вернулась домой, пыль везде протерла, полы помыла, вещи по местам разложила. Кактусы полила, хоть и знала, что не нуждаются они зимой в поливке. Просто так полила, чтобы они поняли: я вернулись… В общем, привела квартиру в порядок, только в Настину комнату Заходить все еще боялась. Не стала себя заставлять — решила, что не время пока еще. Потом поужинала. Ужином это, конечно, назвать было трудно: съела один апельсин и выпила чашку кофе. И стала думать, что же дальше мне со своей жизнью делать.

Трудная оказалась задачка. Почти неразрешимая. Долго я над ней билась, несколько вечеров подряд. А решить сумела только тогда, когда вдруг увидела случайно зеленый росток в цветочком горшке. Горшок на подоконнике стоял. Там раньше бегония росла. Только она завяла полностью, пока меня не было. Совсем высохла, но я ее тоже полила в тот день, когда кактусы поливала. Так, на всякий случай, бегонию я, конечно, спасла. А росток этот зеленый не могла понят откуда он взялся…

А потом вспомнила. Как-то вечером мы с Настей пили чай на кухне, и они семечко лимонное в горшок закопала. Сказала:

— Может, вырастет? Представляешь, Лерка, будут у нас свои собственные лимоны на подоконнике. Чай пить с лимонами будем, начинки для пирогов делать…

Вот ведь как бывает. Насти моей нет уже на свете, а семечко лимонное проросло. Я снова его полила и поближе к солнцу поставила. И поняла что мне с моей жизнью делать нужно. Не такая уж и сложная это была задачка. Нужно просто — жить.

На следующий день мне предложили командировку в Москву, в центральный архив. Я подумала и согласилась. Поездка эта вполне сочеталась с моим новым девизом — жить… Зашла к соседке, оставила ей ключи от квартиры и попросила ее присматривать за мой лимонным деревом.

Пять дней я была в Москве, вернулась домой, увидела, что дерево мое подросло. Хоть и не похоже еще было на дерево, но и ростком уже его назвать нельзя было. Я еще посмеялась тогда над собой. Подумала: вот ведь по-разному люди спасаются от одиночества. Кто-то собаку себе заводит, кто-то кошку, а я вот дерево лимонное завели…

С того самого дня, как я домой вернулась, одна мысль не давала мне покоя. Я все вспоминала Павла и чувствовала, что мне перед ним извиниться нужно. На занятия я давно уже не ходила. Первое время вообще даже не вспоминала про университет, а потом поняла, что не смогу снова прийти и увидеть его… Думала — пройдет время, мне легче станет, сумею я себя перебороть и поговорю с ним. Но время шло, а я все не решалась. Представить себе не могла, как в глаза ему смотреть буду… И злилась сама на себя из-за трусости своей, только никак у меня не получалось с ней справиться.