Ольга Егорова - Магический код

А он вдруг подумал о том, что Ванька, которого семь с лишним лет назад убила Вера, должен был родиться именно в декабре. Примерно в этих же числах — в тот вечер, вернувшись домой после ультразвукового исследования, они с Верой подсчитывали срок и решили, что Ванька непременно родится в первых числах декабря.

Если бы Ванька родился, то, может быть, сегодня у него тоже был бы день рождения. И ему тоже исполнилось бы семь лет, как и Тане. И у него наверняка тоже были бы такие же глаза, как и у Ивана, с короткими и черными ресницами. И наверное, такие же каштановые волосы, как у Веры.

— Я сегодня одну только пятерку получила, — сказала Таня. — По математике.

Иван не услышал. Он пытался понять, почему у Тани такие же каштановые волосы, как у Веры. Точно такого же удивительного редкого оттенка красного дерева.

Почему у Тани такие же серые глаза и такие же короткие и черные ресницы, как у него.

Почему Таня родилась в начале декабря. Именно в начале декабря, когда должен был, но не смог родиться Ванька.

Почему…

— Иван! Ну Иван, что ли?

— Да, да, конечно…

— Ура! Ты правда согласен?

— Согласен… Таня, я…

— Ты не представляешь, какой красивый торт! Лора сама пекла! Лора знаешь какие красивые и вкусные торты печет? Ты таких никогда в жизни не пробовал! Ну пойдем же! Вот увидишь, мама не будет против… Пойдем…

— Таня…

Она уже тянула его за руку, а он даже не догадался забрать у нее тяжелый портфель, и бедной Тане приходилось тащить сразу портфель, медведя и Ивана.

Но ее это ничуть не смущало, потому что она, кажется, была чему-то очень рада.

— Таня! Ты куда меня тащишь?

— Как это — куда? Ты же сам сказал… Ты же сам согласился пойти к нам в гости… На день рождения… Есть торт. Ты чего, Иван?

— Я… Я не знаю, Таня. Я не могу… Мама…

— Мама будет рада, вот увидишь! Мама тебя знаешь как любит? Почти так же, как я!

Иван застыл на месте. Проглотил ком в горле и совсем тихо спросил:

— А ты… Ты меня… любишь, Таня?

— Ну конечно! Иван, ты такой же странный, как мама. Она тоже все время спрашивает — ты меня любишь? Почти каждый день спрашивает. Как будто я могу ее за один день разлюбить. Как будто вообще можно разлюбить маму. И ты такой же, как мама, да?

— Таня… Таня, Таня, погоди, постой… Дай отдышаться, я что-то… Тань, я тоже тебя люблю… Ужасно люблю тебя… Тань, а правда ведь, мы с тобой похожи, а?

— Похожи, — кивнула Таня. — Я же тебе еще давно говорила. У тебя ресницы такие же и нос такой же, как у меня, и губы…

— И губы, — повторил Иван, ощупывая свои губы. — Да, в самом деле… И губы тоже… Вот ведь… Здорово как, а? И губы…

— Ну, отдышался ты, что ли? Пойдем, а то мама будет волноваться! Все уже вышли, а мы с тобой тут… Погоди, я сейчас куртку в раздевалке возьму…

Таня вручила Ивану портфель и медведя и скрылась за дверью. Потом, очень быстро, появилась снова — в теплой оранжевой куртке, в сапогах и вязаной шапке.

— Ну вот, я готова. Идем?

Деваться было некуда. Но Иван уже не думал о том, что обещал себе не встречаться с Дианой. Теперь ему необходимо было с ней встретиться. Обязательно нужно было с ней встретиться, чтобы задать ей вопрос. Только один вопрос: почему Таня родилась в декабре? Почему у нее такие же короткие и черные ресницы, как у Ивана? И губы, и нос — как у Ивана? А волосы — каштановые, редкого оттенка красного дерева, как у Веры?

Вопросов получилось гораздо больше, чем один. Целых пять, подсчитал Иван, если считать вопрос про глаза и про нос отдельно, как два разных вопроса.

— Мама! — закричала Таня. — Мама! Смотри, кто у меня есть!

Иван не знал, про него ли она сейчас говорит или про медведя. Или, возможно, про них двоих…

Он поднял глаза и увидел Диану. Лицо у нее было бледным, а глаза — испуганными. Почти такими же испуганными, как в тот вечер, когда в дверь позвонила соседка тетя Вера и Диана чего-то очень сильно испугалась. Голова у нее была не покрыта, и на макушке торчал тот самый хвост, в который Иван влюбился тысячу лет тому назад.

— Здравствуй, — сказал он тихо и остановился. — Я случайно увидел в магазине такого медведя, которого хотела Таня. И решил ей его подарить.

Диана молчала, плотно сжав губы.

— Ты не думай, — снова заговорил Иван. — Ты не думай, я не стану… Я сейчас уйду… Я только спросить у тебя хотел…

— Таня, — раздался наконец ее почти незнакомый голос. — Танечка, возьми медвежонка и пойди поиграй на детской площадке. Покатай его на качелях. Он будет доволен.

Таня просияла. Бросила портфель и помчалась катать медведя на качелях. Диана долго смотрела ей вслед, потом повернулась — все такая же бледная, только теперь в глазах у нее был уже не испуг, а несгибаемая решимость. Плечи расправлены, подбородок вздернут.

И голос у Дианы оказался совсем чужой. Как будто для того, чтобы поговорить с Иваном, она одолжила на время этот голос у какого-то другого человека. И у Ивана было такое ощущение, что разговаривает с ним сейчас вовсе не Диана, а просто чей-то чужой голос. К Диане никакого отношения не имеющий.

— Я не отдам тебе ее, — сказал голос. — И не надейся. И не рассчитывай. Она моя дочь. А ты… Ты не имеешь на нее никакого права.

Иван молчал. Он все еще хотел спросить у Дианы про Танины глаза, про ее волосы и про декабрь, но почти сразу понял, что теперь это уже не важно. Есть что-то другое, что он непременно должен сказать сейчас Диане. Только вот — что?

Ее глаза были как две льдинки. Холодные, колючие. Он никогда еще не видел у Дианы таких глаз. Да и сама Диана совершенно была на себя не похожа. Хоть и торчал у нее на макушке хвост, напоминающий верхушку от ананаса.

— Ты слышишь? Ты слышишь меня?

Иван молчал.

— Господи, почему ты молчишь? — Голос слегка, едва заметно, дрогнул, и в нем послышались знакомые нотки.

Господи, подумал Иван, какое счастье. И неужели бывает в жизни такое огромное счастье, и все это счастье — вот так вдруг сразу на него свалилось… Но сказать по-прежнему ничего не мог. В глазах Дианы блеснули слезы.

— Я сразу… Я сразу почувствовала… Сразу поняла — что-то не так. Еще в тот первый вечер… Я заметила, я сразу заметила, что у тебя глаза такие же… У тебя такие же глаза, как у нее… И ресницы… О господи… Но я только потом догадалась… Потом, когда фотографию Веры у тебя в альбоме увидела… Я все поняла… Ну что же ты молчишь? Ну скажи же что-нибудь! Ты ведь специально… Специально нас нашел, да? И специально решил сперва Таньку к себе приучить… Подружиться с ней решил, чтобы она… Ты думал, что она с тобой захочет… остаться… А меня… А я…

— Дина, — тихо позвал он, все еще не веря. Все еще думая, что это сон. Что это новая запретная зона, которую он придумал для себя, чтобы не умереть от тоски в своей новой жизни. — Дина, я люблю тебя.