Салли Боумен - Актриса

Когда десять минут истекли, он заставил себя повернуться и пойти к своему «Астон-Мартину». Разогрев мотор, он развернулся и быстро поехал прочь.

Часы показывали ровно час ночи; утром ему лететь в Нью-Йорк.

— Ты в своем уме? Почти час ночи. Кто в такое время шляется по Парижу?

Льюис нервно опорожнил стакан. Разговор происходил в их гостиничном номере, в «Ритце»; в этот вечер он пил коньяк.

— Я знаю, сколько времени. Неважно. Я скоро вернусь. Немного пройдусь, и только. Мне не хочется спать, пойду подышу.

Она была уже у двери; а вдруг он захочет пойти с ней, и его невозможно будет отговорить? Вряд ли, две порции виски, бутылка кларета, три порции коньяку. Нет, не захочет, вот только утром будет дуться, если вспомнит этот разговор.

должна считать, сколько он выпил. Не должна, это похоже на слежку». А Льюис снова подливал себе коньячку. Гордо вскинув красивую голову, он с ироничной церемонностью поднял стакан: салют! Салютовал он, прямо скажем, в неподходящую минуту.

— Ладно, поступай как знаешь. Я тебя предупредил.

Элен уже отворяла дверь.

В гостинице еще не все легли спать; она подняла воротник, не желая, чтобы кто-нибудь ее узнал или увидел, как она выйдет через боковой выход.

На улице Элен ускорила шаг. Идти было довольно далеко, но как долго — она не знала, ведь Эдуард возил ее на машине. Она шла уже двадцать минут… У собора Парижской Богоматери ей пришлось перевести дух. Бегом до серединки моста, Элен остановилась, глянула на воду. На другом берегу кто-то заводил мотор, его рев, отраженный водной полосой, бил по ушам.

Она перебежала мост, пересекла quai, вот наконец поворот на улицу Святого Юлиана: Элен замерла на месте…

А ведь она была уверена, что встретит его, поняла она, увидев пустую улицу. Неведомая сила заставила ее мчаться сюда, и, убедившись, что предчувствие оказалось напрасным, она остро ощутила — его нет, и едва не упала с рыданиями на колени.

Она никогда сюда не приходила. Хотя часто бывала по делам в Париже. Но сюда, на самую желанную парижскую улицу, — никогда. Не решалась очутиться на заветном месте: оно вошло в ее плоть и кровь, в самое ее сердце, но только с ним вместе; нет, невозможно представить, что его нет, он здесь, он ждет, когда она появится…

Она стала подниматься к церковке, на которую они тогда любовались. Остановилась точно на том месте, откуда увидела его в тот августовский день, и невидящим взглядом посмотрела на церковный фасад.

Что, если бы он действительно оказался тут? Элен не думала об этом, ни о мгновении, когда увидит его, ни о том, что скажет или сделает. Одно она знала точно: как только она взглянет на его лицо, ей ничего больше не будет нужно.

У церкви она провела минут пять или десять. Какое-то шестое чувство упрямо ей внушало, что сейчас она услышит его шаги. Через десять минут она заставила себя повернуться: дойдя до quai, она остановила такси.

«С этим покончено. Теперь уже совсем», — сказала она самой себе. Потом посмотрела на часы: половина второго; столько дел по рекламе нового их фильма; утром ей предстоит целых три интервью, да еще нужно позировать для фото…

Жан-Жак Бельмон-Лаон вышел из просмотрового зала в семь вечера. Ангелини сделал новый фильм, «Короткая стрижка», с этой своей новоявленной звездой Элен Харт, которая вмиг стала сенсацией.

Теперь он понял почему; конечно, фильму справедливо пророчат «Золотую пальмовую ветвь» и приз за лучшую женскую роль, это само собой. Ясное дело, фильм хорош, хотя ему и не очень понравился. Хороша она, очень, то-то редактор самого популярного их журнала сделал стойку — хочет тиснуть о ней статейку; ладно, пусть тиснет. Но это все чепуха, профессиональный, так сказать, ракурс. Этих звезд на один сезон пруд пруди, они исправно тискают о них статейки. А тут случай особый. Эта Харт ни на кого не похожа. Совершенно. Она вызвала в нем странные ощущения, впрочем, с вполне очевидным физиологическим эффектом: он был крайне возбужден — и чем? — картинками на экране, которые ему показали в прокуренном, набитом мужиками зале. Такого с ним отродясь не приключалось. Даже фильмы с Бардо и Монро не будили его вожделения. Жан-Жак был весьма неравнодушен к женщинам, что да, то да, усмехнулся он, но в натуральном их, так сказать, виде… А помирать от страсти у экрана? Впервые его проняло, да еще так крепко. Он просто не мог терпеть: женщину, скорее!

Он потрогал свой готовый к бою, пульсирующий член. А та сцена с раздеванием — чертовщина какая-то! Ангелини тут явно подражает Вадиму [11]. Эта сцена его и доконала, но почему? Вроде она там не делала ничего особенного, да и ракурсы самые обычные; есть что-то в ее лице: в глазах, в линии рта… Да, рот у нее потрясающий… он явственно представил эти кадры, и в тот же миг дразнящие образы Элен точно пули вонзились в разгоряченное воображение.

Божья Матерь. Затор на дороге. Жан-Жак сходил с ума. Как жаль, что он дал отставку последней своей симпатии, сейчас бы к ней и завалиться. Не беда, авось недолго ему поститься. Что ж, придется поработать дражайшей половине. Только бы Жислен оказалась дома, ведь ее вечно где-то носит.

Ну окажись, молил Жан-Жак. Ну будь дома.

Жислен, к счастью, была дома, Жан-Жак решил не тратить времени на предварительные антимонии — жена она ему, черт возьми, или не жена? Жислен умела его понимать; у нее тоже были свои прихоти, одну из которых, в отличие от ее чувствительных любовников, он умел ублажить: он знал, что она любила секс, не подслащенный нежностями.

Жислен догадалась сразу, как только увидела его лицо, а он, увидев, как она замерла, сразу почуял ответное желание. Он нашел ее на кухне; подойдя к ней сзади, он прижался бедрами к ее ягодицам — чтобы не сомневалась в его намерениях.

Эта дуреха начала испытывать его терпение, взялась его обцеловывать, подталкивать к двери спальни, далась ей эта спальня. Ему она нужна здесь, на кухне, прямо на полу, чтобы в любой миг их могла застукать служанка… Он отнюдь не собирался трахать ее. Не этого он добивался, сатанея от горячего зуда. И никаких раздеваний, пусть станет на коленки и откроет рот. Он подтолкнул Жислен, и она опустилась на пол; потом лихорадочно рванул «молнию» на брюках, освободив исстрадавшегося пленника: пусть полюбуется, вон какой огромный…

Минет был освоен его женой не очень хорошо; он, конечно, не в претензии, у нее недурно получалось, но он знавал настоящих виртуозок. Впрочем, сейчас это неважно, только бы погрузиться во влажное тепло полуоткрытого рта. Схватив Жислен за волосы, он откинул ее голову… наконец… он стал, покачиваясь, нагнетать наслаждение — вперед-назад, и еще, и снова. Закрыв глаза, он увидел перед собой лицо Элен Харт, оно пылало в его мозгу, делая наслаждение непереносимо жгучим, он чувствовал, что его семя вот-вот изольется в этот ее рот, в эту сучью глотку…