Инга Берристер - Хитрые уловки

И теперь, по прошествии времени, Джинджер, которую всегда окружало больше знакомых, чем друзей, и которая тяжело шла на близость, предпочитая ни к чему не обязывающую любезность, не могла понять, почему она так быстро сдружилась с Хилдой. Несмотря на легкость их отношений, Джинджер, сравнивая себя с молодой подругой, чувствовала какую-то внутреннюю обделенность. Понимая ее душевное состояние, Хилда настойчиво, но деликатно ободряла Джинджер, стараясь избавить ее от душевной скованности и неуверенности. Городские дела были лишь одним из способов этой психотерапии.

— Ты недооцениваешь себя и тем самым губишь, — заявила как-то раз Хилда с самым серьезным видом.

Джинджер в ответ недобро сверкнула глазами. Она могла, и грубо оборвать подругу на полуслове, когда та заводила речь о ее одиночестве, то есть об отсутствии рядом с Джинджер мужчины. Нет, они не грызлись как кошка с собакой, в их узком кругу друзей, давно живущих бок о бок, такая манера поведения была невозможна. Просто после смерти Себастьяна Джинджер не могла себе представить, что когда-нибудь снова обретет способность любить. Мужчины были для нее тем же, что и море; пора бы Хилде научиться с этим считаться!

Можно сказать, с момента появления на их горизонте Стивена Бакстера жизнь Джинджер наполнилась новым смыслом и содержанием. Но теперь она очень страдала от необходимости сообщить Хилде плохие новости. Хилда многих заставила поверить в то, что была уравновешенной ледышкой, слишком деловой, совершенно лишенной слабостей и страстей, но Джинджер-то знала, какая мягкая сердцевина у этого крепкого орешка, как на самом деле эмоциональна и ранима Хилда.

Сдержав глубокий вздох, она сказала:

— Хилда, боюсь, у меня плохие новости. Это относительно Стивена Бакстера и… и денег… твоих денег…

— Он почуял подвох и собирается отказаться от нашего предложения? Он что, вернул тебе чек?

— Нет, не вернул, — вздохнула Джинджер, — он… — Она выдержала паузу, прежде чем сообщить подруге главное: — Хилда, он исчез, прикарманив твои денежки, твои пятьдесят тысяч.

— Как!?

— Я виновата, прости… — Джинджер начала всхлипывать, и Хилда сразу протянула бы ей носовой платок, разговаривай они не по телефону. Джинджер высморкалась в свой и, глубоко вздохнув, смогла объясниться. — Я действовала по плану, сказав ему, что чек у меня. Стивен ответил, что знает, где можно с максимальной прибылью разместить капитал. Он предложил, чтобы наша сделка осталась неофициальной. Сказал, что хочет прокрутить деньги через какую-то оффшорную компанию в Гонконге и чем меньше мы испишем бумаги, тем большую прибыль получим. Я пыталась дозвониться до тебя, чтобы спросить совета, но ты…

— Я ездила в Лондон по делам. Но это ничего не меняет. Даже если бы я была здесь, я бы сказала тебе: «Действуй, как договорились».

— Я согласилась с предложением Стивена и выписала чек на его имя. Я думала, что мы проведем этот чек через мой счет, но он сказал, что это лишнее. А вчера я встречаю сестру Крэга Барбару и узнаю, что в тот самый день, когда он получил этот чертов чек, она видела его в аэропорту. Бакстер как раз выходил из такси. Так торопился, что даже не заметил Барбару… Не знаю почему, но меня тоже встревожило отсутствие Стивена. Его телефон не отвечал… Я звонила в банк, там ничего не знали. Потом они сообщили, что все счета Бакстера закрыты. Никто, кажется, не знает, куда он исчез, Хилда. И когда он возвращается… Я очень боюсь…

— Что он вообще не вернется, — мрачно закончила за нее Хилда.

— Думаю, ты совершенно права. С такими деньгами в кармане он заметет следы, устроится на новом месте и начнет новую аферу. — От обиды Джинджер прикусила губу. — Прости меня, Хилда.

— Это не твоя вина, — немедленно отозвалась Хилда.

— Если кого-то винить, так меня… Что же мы теперь будем делать? — в голосе Джинджер чувствовалось напряжение.

— Прежде всего, расслабимся и успокоимся, — ответила Хилда мягко, — а потом… Боже, Джинджер, я не знаю, что будет потом. Я так злюсь, что совершенно не в состоянии соображать. Никогда не подумала бы, что этот красавчик может оказаться таким шустрым… Негодяй испортит жизнь еще не одному человеку.

Хилда замолчала, и некоторое время Джинджер слышала в трубке только ее всхлипы.

— Хорошо, хоть Мэгги теперь избавится от иллюзий, — первой прервала молчание Джинджер.

— Да. — Хилда снова всхлипнула.

— Теперь у нас гораздо больше поводов отомстить ему, больше на целых пятьдесят тысяч.

— Только не грызи себя, а то ты это любишь, Джинджер! — Хилда выдержала паузу и затем продолжила уже спокойней: — Я боялась чего-то вроде этого. Он, конечно, должен был, соблазнившись деньгами, убежать, прежде чем увязнет в финансовых махинациях. Но мне в голову не приходило, что он сделает это так нагло и так просто. И не смей винить одну себя, — добавила она твердо.

— Он оказался в еще более отчаянной ситуации, чем я думала. Иначе не стал бы действовать так быстро и так опрометчиво. Но, слава Богу, теперь ему никогда не придумать благовидного предлога, чтобы вернуться в Эксетер.

— Что ты делаешь на уик-энд? — сменила тему Хилда.

— Ничего особенного. Свожу Мэгги в Падстоу, пусть повидает родителей. Поедем без Венди, до них с Крэгом теперь не дозвониться. А ты?

— Я тоже уеду. У меня заболела тетя в Бристоле. Доктор говорит, нужна пустяшная операция, но она боится, что не выдержит, и отказывается. Попробую рассеять ее страхи…

— Хилда, ты веришь, что мы вообще способны подставить Стивену ножку?

— Теперь не уверена, — отозвалась Хилда. — Насколько я знаю Стивена, он попытается скрыться где-нибудь, где его не достанет ни Интерпол, ни европейские законы, и наши пятьдесят тысяч ему очень кстати.

После того как Хилда повесила трубку, Джинджер в задумчивости простояла у телефона еще несколько минут, не обращая внимания даже на своего любимого кота Наполеона, вившегося возле ног.

Она снова вспоминала своего погибшего мужа.

Их любовь была коротка, очень молода и идеалистична. Близость между ними казалась такой робкой, неуклюжей; оба еще только начинали постигать великое искусство любви. Теперь ее тело налилось женской силой, а Себастьян остался юношей навсегда, так никогда и не став настоящим мужчиной.

Она и сама довольно смутно помнила, как это было, когда они любили друг друга, почти забыла блаженные ночи, когда она засыпала в его объятиях. У нее сложилось впечатление, что это происходило в другой жизни и с другой Джинджер.

Она забыла горячее волнение его рук, требовательную ласку губ, но на всю жизнь запомнила глаза его матери в день похорон. В них застыл крик. И упрек. Джинджер казалось, что эти глаза обвиняли ее.