Дженнифер Блейк - Дерзкие мечты

Джолетта прошла под арками лоджии, примыкавшей к задней части дома, и направилась к лестнице, ведущей на балкон второго этажа. Проведя рукой по потертым перилам, она начала подниматься по ступенькам из красного дерева, затем обернулась и, окинув взглядом сад, подумала о Вайолетт Фоссиер, женщине, бсновавшей парфюмерное производство.

Вайолетт разместила свой магазин на первом этаже городского дома, который получила от своего мужа в качестве свадебного подарка. Дом располагался на одной из центральных улиц Французского квартала и был выстроен по проекту архитектора Джеймса Галлиера, находившегося в зените своей славы среди плантаторов штата Луизиана. Просторные, светлые комнаты украшала тонкая лепнина. Мраморная облицовка каминов, предметы живописи и скульптуры, зеркала и дорогие портьеры с шелковыми кисточками, серебро, хрусталь, изящные фарфоровые безделушки — все это Вайолетт и Гилберт Фоссиер привезли из своего большого свадебного путешествия по Европе. Именно тогда, во время двухлетнего пребывания за границей, Вайолетт приобрела пылкий интерес к духам. Тогда же в ее руки попала формула драгоценной благовонной смеси, которую она назвала «Ле жардин де кор».

Эти духи, как с гордостью рассказывала клиентам Мими, получили свое название от сада во внутреннем дворе их магазина. В отличие от дома, купленного и обставленного ее мужем, внутренний двор полностью был творением Вайолетт. Джолетте он казался самым тихим и уютным местом во всем Новом Орлеане. Высокие стены кремового цвета и римские арки лоджий вдоль первого этажа здания красиво сочетались с геометрической формы клумбами цветов и трав, обсаженными вечнозелеными кустами во французском стиле. От находившейся в центре фонтана и увитой старыми виноградными лозами каменной беседки во все стороны разбегались дорожки. Все это говорило о влиянии того давнего путешествия в Европу. Каждое растение, подобранное для сада самой Вайолетт много-много лет назад, обладало каким-либо запахом — от вьющихся по стенам роз и глициний и больших пышных кустов олив и жасмина в углах до сбившихся в кучки петуний на клумбах, душистого табака и ранних лилий. Их сладкое благоухание вместе с сиянием газовых фонарей, мерцающим в струях фонтана, и укромные темные места в разных уголках сада создавали атмосферу чувственного, пленительного уединения.

Джолетта всегда испытывала любопытство к жизни Вайолетт; ей хотелось знать, как она выглядела, что было у нее на уме, когда она создавала свой сад, что побудило ее открыть магазин с таким благоухающим уютным местечком позади него. Как историка, Джолетту особенно интересовали строгие нравы викторианской эпохи. Поведение Вайолетт выглядело необычным для того времени, особенно среди аристократов-креолов французского и испанского происхождения во Вие-Карре, которые считали торговлю занятием, недостойным даже для мужчины, не говоря уж о женщине. Джолетта несколько раз спрашивала Мими о Вайолетт, и каждый раз бабушка обещала все рассказать, когда придет время. Обстоятельства сложились таким образом, что время так и не пришло, как и не наступил подходящий момент для передачи формулы духов.

В глубине сада двигались неясные тени, слышался плеск и журчание струек воды в фонтане, шорох ветвей, трущихся о старую кирпичную стену под порывами ветра, или шепот призрачных влюбленных в одном из темных уголков. Находиться здесь одной в темноте было жутковато. «Следовало бы подождать до утра», — подумала Джолетта. Но и утром ее вряд ли ждет что-то хорошее, поскольку магазин был закрыт на все время похорон и всю последующую неделю. Не будет ни веселого звона колокольчиков у входной двери, ни попыток приготовления новых духов, ни приветливой улыбки или любовного ворчания Мими, не будет даже запахов лука, сельдерея и чеснока при жарении заправки для соуса в кухне наверху. Непривычно думать, что все это уже никогда не вернется.

Джолетте не хотелось входить в пустые комнаты на втором этаже. Ей это казалось вторжением. С другой стороны, чем может повредить еще одно вторжение? Ведь другие уже побывали там, рылись в книгах Мими и ее бумагах, шарили по шкафам и ящикам. Ее присутствие не принесет вреда более того, который уже совершен. Пройдя по верхней галерее к узкой входной двери, Джолетта отперла ее своим ключом и вошла в дом.

Она включила свет в гостиной, но не стала задерживаться среди изысканной обстановки из красного дерева с позолотой и мрамора с позолоченной бронзой. Обойдя квадратный стол в — центре комнаты под большой хрустальной люстрой, она прошла в прилегавшую спальню.

Эта комната больше напоминала музей: украшенная завитками кровать в стиле Людовика XIV, туалетный столик в том же стиле, старинные шторы из розового атласа поверх пожелтевших кружевных занавесок. Здесь, как: и в гостиной, имелся камин из каррарского мрамора с фигурной чугунной решеткой. У одной из стен стоял высокий комод, украшенный позолоченной резьбой по дереву. Нижняя его часть состояла из выдвижных ящиков различного размера, верхняя представляла собой полочки с маленькими отделениями за двустворчатой дверцей, расписанной в манере Буше пасторальными сценами с влюбленными пастухами и пастушками и парящими над ними херувимами. Мими называла его «мой комод воспоминаний». В нем хранились дорогие ее сердцу предметы: ракушки, которые она собирала в Билокси во время своей первой поездки туда в детстве; подаренные веера и зеркальца в серебряных оправах и другие памятные подарки от поклонников, с которыми она танцевала на балах до замужества; красные стеклянные пуговицы от платья, которое было на ней в тот вечер, когда ее будущий муж сделал ей предложение; засохшая, осыпавшаяся гвоздика из его похоронного венка и многие другие сокровища. Джолетта знала, что где-то среди этих вещей должно находиться то, что ей нужно.

Она нашла дневник в глубине третьего отделения, под детским платьицем для крещения. Он лежал в свертке, перевязанном черной потрепанной лентой, вместе с миниатюрным портретом в тяжелой потемневшей рамке, которая, по-видимому, была сделана из чистого серебра.

То, что Мими называла дневником, представляло собой толстую книгу, похожую на шкатулку, обтянутую темно-бордовым бархатом и окантованную потерявшей блеск медной рамкой с правильными прямыми углами. Настоящий путевой дневник викторианской эпохи, разбухший от листов плотной бумаги, исписанных витиеватым почерком с вставками из набросков изящных цветов и небольших рисунков и пейзажей. Джолетта вспомнила, что видела этот дневник однажды, много лет назад. Теперь она держала его в руках, ощупывая пальцами медные уголки, и рассматривала лежавший на нем миниатюрный портрет.