Елена Веснина - Тернистый путь

Бывает так, что спокойно текущая жизнь вдруг становится невероятно бурной. Стоячие воды начинают двигаться, поднимать со дна муть, обнажать дно, на котором открываются совсем неожиданные предметы.

Так и для Маши Никитенко жизнь вдруг обернулась совсем непонятной для нее ситуацией. Ощущение было такое, как будто она шла, как всегда, знакомой дорогой, но вдруг пришла по этой дороге в совершенно незнакомое место. В ее комнате нашли коробку с ампулами, и следователь говорил о том, что в коробке не хватает одной ампулы и что именно Маша ее взяла. Маша тщетно пыталась понять, что происходит.

— Подождите… я ничего не понимаю… Откуда взялись эти ампулы?! — спросила она у следователя.

— А вот это вы нам сейчас и объясните, гражданка Никитенко. Вам придется проехать с нами.

И бабушка, и Сан Саныч были просто ошарашены этим предложением.

— Куда это вы ее увозить собрались? Ребенка в милицию — да вы что?! Не пущу! — Зинаида решительно встала между следователем и Машей, закрыв внучку своим телом.

— Пожалуйста, успокойтесь, — казенным голосом обратился к ней следователь. — Я обязан временно задержать вашу внучку. До выяснения всех обстоятельств.

Знаю я ваши обстоятельства — потом не выпустите! А моя внучка ни в чем не виновата! — уверенно заявила Зинаида. Конечно, кто же лучше нее мог знать, что Маша действительно не может сделать ничего плохого.

— Но ведь ампулы нашли у вас в доме, — напомнил следователь. — Вы сами видели, как их достали из Машиной тумбочки. Это неопровержимые улики.

Зинаида подумала и попросила Машу:

— Скажи ему, внученька, откуда у тебя эта гадость?

— Не знаю, бабушка… — честно призналась Маша.

— Ну, вот видите, — подвел итог следователь. — Освободите, пожалуйста, дорогу.

Баба Зина немного растерялась и даже обратилась за помощью к Косте:

— Костя, а ты что молчишь? Ведь ты же Машу хорошо знаешь! Она не могла их взять!

Но Костя был заинтересован в ином развитии событий:

— Мне тоже хотелось бы так думать, но… факты говорят совсем о другом, — ответил он.

Маша вздохнула и пошла к выходу, за ней вышли Костя и следователь, а милиционер задержался, подошел к Сан Санычу с бумагами и попросил его:

— Понятой, распишитесь в протоколе.

Сан Саныч машинально расписался. Зинаида уже вышла на улицу, увидела, как Машу подводят к машине, и заголосила:

— Машенька! Как же так?! Что же теперь будет?!

— Бабушка, это какое-то недоразумение. Я ни в чем не виновата. — Глаза у Маши постепенно наполнялись слезами.

— Ничего, разберемся, — сказал следователь и обратился к Косте: — А тебе придется прокатиться с нами еще разок. Нужно задать тебе пару вопросов.

— Так я, по-моему, уже все сказал… — замялся Костя.

Это ненадолго. Для протокола, — уточнил следователь. Костя нехотя сел в машину, и она уехала. У порога дома остались только плачущая Зинаида да Сан Саныч, который тщетно пытался ее успокоить.

По-разному могут складываться взаимоотношения отца и дочери, но в них всегда будут присутствовать связывающие их нити симпатии. Отец видит в дочери по-настоящему свою женщину, именно потому, что она его дочь. А дочь часто ищет в других мужчинах черты отца, который для нее и образец, и идеал мужчины, как бы она это ни скрывала.

Но внешне отношения могут принимать очень непростые формы, связанные с непониманием или обидой. Может быть, поэтому, когда Буравин решил поговорить с дочерью, она восприняла его попытку в штыки.

— Катя, будь добра, смени тон, — попросил Буравин.

— И не подумаю! Да, папа, ты самый настоящий предатель! — Катя была категорична, как многие в ее возрасте.

— Катя, ты не смеешь так разговаривать с отцом, — сказал Буравин знаменитую фразу всех родителей.

— Еще как смею! — заявила Катя. — Да и какой ты мне отец после того, что ты сделал?

— Катя, как ты можешь говорить такие вещи? Тебе же самой будет стыдно, когда ты успокоишься.

— И ты еще меня стыдишь? Посмотри лучше на себя! — Катя даже ткнула в отца пальцем.

— Катя, подожди. Я тебе сейчас все объясню, ты просто ничего не понимаешь в моей жизни… — решил рассказать что-то поподробнее Буравин.

— В твоей — может быть. Зато в своей и маминой жизни я понимаю все. И обе наши жизни ты безжалостно разрушаешь. — Голос у Кати задрожал.

— Дочка…

— Не называй меня дочкой, ты от меня отказался!

— Катя, ну о чем ты говоришь? Я от тебя не отказывался, — грустно сказал Буравин.

— Если ты ушел из дома — значит, ты отказался от нас обеих: и от мамы, и от меня, — упорствовала Катя.

— Неправда. Я ушел от Таисии, потому что больше не могу с ней жить. А ты была и есть моя дочь. И наши отношения не должны измениться! — В голосе у Буравина звучала уверенность.

— Но они уже изменились! — заметила дочь.

— Почему? Ведь я люблю тебя, как и прежде, — признался Буравин, и это было, несомненно, правдой.

— После того, что ты сделал, я не могу тебе больше верить. — Дочь продолжала гнуть свою линию.

— Катя, разрыв произошел только между мной и твоей матерью. А ты здесь ни при чем! Как ты не понимаешь?

— Я не хочу этого понимать. Я ваша дочь! И я требую, чтобы ты вернулся домой. — Катя вспомнила, как она требовала что-то, когда была маленькой, и почти всегда получала то, что хотела.

— Ты не можешь от меня этого требовать, — устало объяснял отец. — У меня есть своя жизнь. Я тебя люблю, но это не дает тебе права указывать мне, что делать.

— Хорошо. Но знай: если ты не вернешься, то сегодня мы видимся с тобой последний раз. — Это был удар ниже пояса, и Катя сама не верила в то, что говорила.

— Ты хорошо подумала, прежде чем сказать такие слова? — строго спросил Буравин.

Конечно, Катя мало думала перед тем, как это сказать, совсем не думала, но ответила с вызовом:

— Разумеется.

— Ну что ж… Ты не оставляешь мне выбора, дочь. Ведь ты меня знаешь, если я принял решение, я его не изменяю.

— Но и меня ты тоже знаешь — я слов на ветер не бросаю.

Стало видно, как дочь и отец похожи друг на друга в своем упрямстве и настойчивости. Только отец был уверен, а Катя совсем не уверена, ей хотелось как-то по-другому завершить разговор. И отец это почувствовал.

— А может быть, прежде чем уйти, ты все-таки выслушаешь меня? — спросил он. — И тогда ты поймешь, что я не мог поступить иначе.

Катя готова была его слушать вечно, но признаться в этом не могла.

— Вряд ли я пойму тебя, — заметила она.

— Ну хотя бы попытайся, — попросил Буравин.

— Хорошо, — согласилась Катя.

— Понимаешь, Катя, я сейчас пытаюсь исправить ошибку, которую совершил много лет назад, еще до того, как ты появилась на свет, — начал свой рассказ Буравин.