Диана Палмер - Мое сердце — твое, любимый!

— Не говори глупостей. Я никогда не причиню тебе боль.

— А как ты называешь свой уход из моей жизни? — возмутился он.

— Самосохранением, — раздался еле слышный шепот.

В ту же секунду он обнял ее и притянул к себе — близко-близко, насколько это было возможно в ее состоянии. Рамон никогда не забывал об ее едва зажившем шраме. И она поддалась его чарам, хотя точно знала, что должна уехать из этой квартиры.

Его губы коснулись ее в легком поцелуе, постепенно превратившемся в более настойчивый. А через мгновение его язык сквозь все преграды прорвался в глубину ее рта, и Рамон поднял Норин на руки.

Девушка была не в силах сопротивляться — обхватила его за шею и подарила ему ответный поцелуй, разожженный его страстью.

Почувствовав, как дрожь пронзила его тело, она замерла и набрала в легкие воздуха. Рамон тяжело дышал, и темные бездонные глаза, что так пристально смотрели на нее всего в нескольких дюймах, казались жадными и голодными.

— Если бы я не был столь добропорядочен, — произнес он хрипло, — я бы отнес тебя в постель и любил тебя, пока ты не стала бы умолять о том, чтобы остаться со мной. Но ты ведь все еще девственница, так?

— Да, — ответила она еле слышно.

— И все это из-за меня, да? — прошептал он. Норин закусила губу.

— Ну и самомнение.

— Я горю желанием быть любимым, быть желанным, быть нужным… Ты показала мне рай, а потом изгнала в ад, и все ради работы!

— Да нет, совсем нет, — быстро возразила она, касаясь его губ, его щек, его носа. — Не ради работы. Я люблю тебя!

Какие сладкие слова! Он и не надеялся услышать их после вс.ех обид и страданий, что причинил ей.

Норин оторвала свои губы от его.

— Ты должен отпустить меня, — прошептала она жалобно.

— Почему?

Она с ума сходила по этому глубокому нежному голосу, звучавшему совсем рядом с ее ухом!

— Чтобы ты мог понять, что чувствуешь. Пауза, тишина, молчание. Он смотрел в ее огромные грустные глаза.

— Что я чувствую? — переспросил он. Норин кивнула, и Рамон тихо вздохнул.

— Разве ты не знаешь? — удивился он. — А Изадора знала. И всегда упрекала меня за это. Я ведь тебе говорил.

— Ты говорил, она считала, будто тебя тянет ко мне, — согласилась девушка, — физически.

Он мягко рассмеялся.

— Физически? — Его взгляд скользнул по ее лицу. — Есть такая песня, Норин, — произнес затем Рамон нежно. — Она даже получила «Грэмми». Я не умею петь, но в ней говорится, что мужчина, если он действительно любит, видит в глазах любимой женщины своих нерожденных детей.

— Да, — пролепетала она в ответ, дрожа всем телом не столько от этих слов, сколько от того, как он их произнес.

— К стыду своему, я видел своих сыновей в твоих глазах с того самого дня, как встретил тебя на кухне в доме Кенсингтонов, — он перешел на шепот, заставивший ее покраснеть, — а я был женат. Какая же это пытка, так грешить и не уметь покаяться. — Он закрыл глаза. — Я расплачивался за этот грех и заставил расплачиваться тебя. Да и сейчас на нас висит это проклятие.

Норин смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Ты хотел жениться на мне, потому что любишь? — спросила она хрипло чуть позже.

— Да, — ответил он, и его прямой взгляд подтверждал эти слова. — Я всегда будут любить тебя. Буду любить всем сердцем, всей душой, буду любить всю свою жизнь.

И она почувствовала, как слезы подступили к глазам, как они покатились по щекам. Одна, другая, третья, жгучий и бесшумный поток…

— Не надо, — шептал он, вытирая ее слезы поцелуями. — Ну что ты… Не плачь. Хочешь уйти, так я не буду тебя останавливать. Но мы хотя бы должны видеться… — Рамон вздохнул. — Я же люблю тебя и отдаю отчет в каждом сказанном слове. Я хочу провести вместе с тобой всю оставшуюся жизнь. Я хочу, чтобы у нас были дети.

— Я тоже хочу детей, — призналась Норин.

— Думаю, нам стоит сыграть свадьбу как можно скорее.

— Правда? Рамон кивнул.

— У тебя есть такая странная склонность — убегать, — пояснил он, улыбаясь. — Может, став моей женой, ты согласишься остаться дома.

Ее пальцы теребили густые волосы у него на висках.

— Я могла бы немного подрабатывать. Рамон пристально прсмотрел на нее.

— Пока не появятся дети?

— Да, и потом, когда пойдут в школу. Я люблю свою работу. .

— Ну, конечно, только все это не так уж просто, тебе придется меня задобрить.

— Так? — прошептала она, наградив его поцелуем.

Он с готовностью отозвался на него и оторвался от нее лишь тогда, когда их тела будто пронзило молнией.

— Дорогая, такие поцелуи очень опасны, — проворчал Рамон. — Нас обвенчают в церкви. На тебе будут белое платье и фата. А потом наступит наша ночь.

Румянец покрыл щеки девушки.

— Многие считают, что она уже была, я слышала от Брэда.

Рамон вопросительно поднял брови:

— Он снова заходил?

— На несколько минут. — Она улыбнулась. — И прежде чем ты сделаешь необоснованные выводы, запомни, он по уши влюблен в одну женщину из больницы, не в меня. — Норин говорила быстро, без пауз, не давая Рамону даже вставить слово. — Мы просто друзья. Так всегда и было.

— Отныне вам лучше быть друзьями на расстоянии.

— Да ты ревнуешь!

— Очень, — он снова ее поцеловал и поставил на ноги. — Знаешь, что-то я устал. Но обещаю после свадьбы перенести тебя через порог.

— Ловлю на слове, — и она улыбнулась ему широко, открыто. Радость переполняла Норин до краев.

Они объявили дату свадьбы — в День Святого Валентина, обсудили все до мелочей, и страх и беспокойство Норин растворились в праздничной суете. Самой большой неожиданностью для нее явился восторг, который вызвало их сообщение у тети и дяди. Мэри сразу же взяла на себя подготовку к свадьбе и за неделю уладила все: и приглашения, и пирог, и сам прием. Норин восхищалась ее организаторскими способностями. Они сблизились с тетей как никогда — тем более, что Рамон на время помолвки отправил ее жить к Кенсингтонам. Он заявил, что настаивает на соблюдении обычаев и не допустит никаких слухов, могущих в дальнейшем омрачить их семейную жизнь.

Новые отношения действовали благотворно на них обоих. Норин расцвела и стала еще прекраснее. Над Рамоном подшучивали коллеги, но он держался стоически. Несколько раз он приглашал Норин на ужин и всегда был корректен и предельно вежлив. Однако в глазах его полыхал такой огонь, что у девушки замирало сердце.

Вечером накануне венчания, когда Норин уже открывала дверцу машины, чтобы выйти из нее, Рамон рукой преградил ей путь.

— Ты с каждым днем волнуешься все больше, — произнес он мягко и ласково сжал ее пальцы. — Объясни, почему.

— Я не так много знаю о мужчинах, — призналась девушка. — Все получится? То есть ты смотришь на меня так, будто можешь проглотить целиком, и я не уверена, что тебе не покажется мало.