Энн Уинстон - Вторая жизнь

Ее лицо застыло в страдальческой гримасе. Затем, как будто кто-то вдруг повернул ключик, она быстро встала с кровати.

— Хорошо. По… почему бы нам не пройти в кабинет? А я приготовлю что-нибудь выпить.

Выпить. Да. Это было первое разумное слово, которое она произнесла с тех пор, как они лю… как они занимались сексом.

— Хорошо. — Он прошел через холл и бросился в одиноко стоящее кресло, затем тут же вскочил на ноги и начал мерить шагами комнату.

Марина вышла на кухню, и он услышал звон бокалов. Через минуту она вернулась с двумя бокалами на маленьком подносе. Когда она подала ему бокал, он подозрительно покосился на вазочку с печеньем.

— Что это?

Она глянула на него, и взгляд этот показался ему вызывающим.

— Коньяк. Наш любимый вечерний напиток. А здесь шоколадное печенье, я приготовила его, как всегда, на арахисовом масле.

Он пристально посмотрел на нее. Коньяк и его любимое печенье… Волосы у него на затылке зашевелились. Это может быть просто совпадение, Брэдфорд. Хорошо. Пусть печенье — счастливая случайность, даже если ты не знаешь никого, кто бы еще мог так его испечь.

Осторожно, не отрывая от нее взгляда, он взял одно печенье и откусил.

Марина глубоко вздохнула, как бы восстанавливая силы для тяжелого испытания.

— Мейджер знает меня. Джилиан права — прежняя Марина не любила животных. Она и не знала, как их дрессировать.

Бен никак не отреагировал, хотя должен был признать, что и сам удивился тому, что Мейджер мгновенно повиновался ей — так же, как повиновался бы Кэрри.

Бен молча разглядывал ее, и она продолжила:

— Ты говорил, что у меня много общего с Кэрри в манерах и жестах.

— Верно.

— Мы встретились на танцах в колледже в первый год моего обучения. Ты учился на выпускном курсе. Я окончила на семестр раньше, и мы поженились в день Святого Валентина. В феврале следующего года будет шесть лет.

Это тоже было правдой, но его поразило, что, рассказывая, она все время говорила о них как о супружеской паре.

— Ты не сказала ничего такого, что не было бы известно многим людям.

В глазах ее все еще был вызов, но протянутая за бокалом рука дрожала; она рассеянно повертела в руке бокал — в левой руке, как это сделала бы Кэрри. Не в силах сдержаться, он выпалил:

— Ты левша?

— Я одинаково свободно владею правой и левой рукой, — поправила она. Затем глубоко вздохнула и продолжила:

— Когда мы обручились, то поехали в круиз на Сент-Томас. Он ждал.

— Перед отъездом ты дал мне коробочку с разными маслами для загара. Мы не пошли на обед в первый день, экспериментируя. И большую часть поездки провели в своей каюте. Твоя мать не могла ничего понять, когда увидела, что я вернулась без загара.

Бен почувствовал, как по рукам побежали мурашки.

— А что случилось вечером, когда я подарил тебе обручальное кольцо?

— Я заплакала и приняла предложение. Раньше я сопротивлялась твоим попыткам затащить меня в постель до свадьбы, для меня это было важно. Но после того, как ты сделал предложение, я поняла, что очень тебя люблю и хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной, пусть даже наши планы рухнут. — Она горько улыбнулась и обратила на него напряженный взгляд голубых глаз. — А когда я дала тебе это понять, ты отказался: мол, я стою того, чтобы дождаться свадьбы.

Повисла напряженная тишина. Бен слышал свое собственное дыхание: как воздух входил и выходил из легких.

— Какие имена мы выбрали для нашего первенца и почему назвали дочь Дженни?

— Мальчика мы решили назвать Даниэль Блэйн, по девичьей фамилии твоей матери. А девочку хотели назвать Эмили Диана, но по дороге в больницу, куда я ехала рожать, мы услышали, как мужчина звал собаку — Дженни, и ты сказал: Дженни — красивое имя, и оно мне нравится гораздо больше, чем Эмили.

— О чем мы говорили по дороге в парк в тот день, когда тебя сбил грузовик?

Глаза Марины наполнились слезами.

— Мы не разговаривали. Мы не часто разговаривали с тех пор, как мне перевязали трубы. Доктор рекомендовал это сделать после трудных родов, но мы не могли решиться на это и прождали еще восемнадцать месяцев — до тех пор, пока я не испытала панический страх оттого, что снова беременна. Доктор сказал тебе, что случайная беременность может убить меня. — Она всхлипнула и наклонила голову. Она так крепко сжала сплетенные пальцы, что суставы побелели. — Я знаю, ты всегда хотел иметь большую семью. И я боялась, что ты меня разлюбишь.

Он закрыл лицо руками, и в приглушенном голосе отразились мучительная боль и страдание, которые он испытывал.

— Не может быть. Откуда тебе все это известно? — В его вопросе выразилось замешательство и страх, наполнявший его, разрушавший твердые представления о смерти и о загробной жизни.

Когда она хотела подойти к нему, он резко отшатнулся.

— Я должен уйти. Мне… мне надо подумать. — Бен испытывал такое чувство, будто его мозг прекратил работать, лишившись кислорода. Он не мог усвоить ничего из той информации, которую она ему сообщила. Все это плавало в его голове, как буквы в миске алфавитного супа.

Молча повернувшись, он большими шагами прошел в коридор, сорвал пиджак со спинки стула, открыл дверь и вышел наружу, вдыхая свежий пощипывающий морозный воздух. Он действовал глупо и знал это. Он выказал равнодушие и черствость по отношению к Марине. Но в подобной ситуации он имел на это право. Он должен был уйти от нее, чтобы как следует обдумать все происшедшее.

Все происшедшее. Он потряс головой, ощутив, что сердце его бьется так, будто он пробежал милю за пять минут. Какого черта я должен соблюдать вежливость, если женщина ловит меня на крючок. — говорит, что она моя жена, возвратившаяся на землю после смерти?

Марина пришла в магазин рано. Она не спала всю ночь после несчастья, разразившегося накануне.

Он мне не верит. Слезы снова наполнили ее глаза. Она так сильно плакала вчера ночью, что в ней не должно было остаться ни капли влаги.

Она хотела никогда ему ничего не говорить. Но после той гибельной близости, когда и он и она потеряли над собой контроль, эти слова просто… вылетели сами.

Во всем моя вина. Я получила второй шанс в жизни. Мне нужно было уйти, начать свою жизнь в другом месте и никогда не пытаться снова увидеть Бена и Дженни. А теперь я разрушила все, что создавала.

Ее горе усиливалось страхом от того, что Бен может не выполнить ее просьбу и открыть все Джилиан. Одна мысль об этом вызвала новый поток слез. Вытащив из кармана джемпера измятый, влажный от слез платок, она вытерла глаза и стала открывать кассовый аппарат.

— Доброе утро! Готова работать до упаду? — Джилиан впорхнула и сбросила на стул элегантное зимнее пальто.

— Да, — подавленно ответила Марина. Она знала, что ее сестра имеет в виду: в первую пятницу после Дня Благодарения всегда делается самое большое число покупок в году.