Юлия Туманова - Не было бы счастья

Почти бегом он вбежал в калитку, на ходу стягивая галстук и решительно запихивая его в карман. Фонарь на углу дома качнулся и осветил двор.

Посреди сосен стоял Шушик.

Илья прошел еще несколько метров, совершенно бездумно.

Затем повернулся и радостно вздрогнул.

Этого не может быть.

Дверь едва не слетела с петель, когда он ворвался в дом. Из гостиной доносилось веселое разноголосье. Еще миг, и по глазам ударил яркий свет, сердце кувыркнулось, вздыбилось у горла и замерло.

И тогда освобожденным, алчущим взглядом он вонзился прямо в малахитовые глаза.

— Что-то ты сегодня рановато, — сказал кто-то за столом.

Он не понял, кто. Он даже не знал толком, не почудилось ли это. Это все — машина во дворе, собственное сердце, костью застрявшее в глотке, волшебный звук ее смеха, долгожданная встреча взглядов и ломящееся в душу счастье.

Женька смотрела на него. И он вдруг понял, что ничего не надо спрашивать и объяснять ничего не надо. Почему он понял это только сейчас?!

Илья привалился к дверному косяку и сказал:

— Я искал тебя.

В талом снегу плясало распоясавшееся, неожиданное солнце, непривычные щемящие запахи прокрались во двор, распахнулось, высоко-высоко взмыло голубизной небо, и стало совершенно очевидным, что пришла весна.

Бабушка вынесла на террасу самовар, дед натянул гамак между сосен. Илья несколько дней подряд с угрюмой обреченностью убирал прошлогодние листья, то и дело обнаруживая забытые с осени Данькины игрушки.

— Вот выкину все, будешь знать, как разбрасывать, — не выдержав, пригрозил он сыну, вместе с остальными наблюдавшему за ним с веранды.

— Ты что, пап?! Они еще Ваньке пригодятся!

— Ваньке мы новые купим, — возразила бабушка, — а то еще передеретесь.

— Буду я с братом драться! — возмутился Данила.

— Это ты сейчас так говоришь, — хмыкнула Марина, рассеянно наливая чай мимо кружки, — а вот подрастет, станете мутузить друг дружку.

— По углам их, и все дела! — подал голос дед. Илья усмехнулся. Какое там по углам! Избаловали напрочь. Он отбросил грабли и подошел убедиться, что балуют по-прежнему. Жена увлеченно делала козу Ивану Ильичу Кочеткову, а другой рукой листала какую-то книжку.

— Ну вот, нашла, — известила она, покосившись в страницу, придвинула к себе Данилу и начала тихонько читать.

— Ты его уронишь! — встрепенулся Илья и, оттеснив мать, которая пыталась всучить Женьке соску, взял на руки завернутого в одеяло Ивана.

Женька посмотрела насмешливо.

— Вроде не первый раз, а дергаешься больше меня!

— Какая разница, сколько раз! — сердито буркнул он и причмокнул, и зацокал языком, расплываясь в идиотской улыбке.

Из одеяла послышалось довольное гуканье.

— Илька, у тебя же руки грязные! — опомнилась Ольга Викторовна.

— Зато помыслы чистые, — прыснула Марина. Илья не обращал на них ни малейшего внимания, занятый разглядыванием крошечного личика.

Четкими на нем были только глаза. Остальное будто только проклевывалось — две крохотные дырочки на месте носа, беззубый рот, три бледных волосинки там, где положено быть бровям.

— Красавчик, — горделиво присвистнул Илья, — Жень, он ведь красавчик?

— А то!

— У него глаза твои, а нос, кажется, будет мой.

— А мое что? — ревностно поинтересовался Данька. В ответ раздался дружный хохот. Илья поплотней перехватил одеяло и вдруг увидел перед собой смеющиеся изумрудные глаза.

И было — не приснилось, не почудилось! — безудержное весеннее солнце, игривый ветерок в ее волосах, оголтелая капель, несовершенство и всемогущество этого дня, этой секунды, всей жизни.