Юлия Туманова - Дежа вю

Год назад он писал статью о городских моргах. Поэтому знал, что за деньги сможет найти невостребованный труп. Тот, который потом «опознает» Катерина Андреевна.

— А потом мы с вами должны будем устроить похороны. Вы справитесь, выдержите?

— О господи, Олежек…

— Поймите, у нас нет выбора!

— Я постараюсь, Олежек…

— Вот и хорошо. Завтра с утра вы позвоните тетке в Москву, пусть она пришлет телеграмму и срочно вызовет кого-то из вас. Мы уговорим поехать Альку. Она должна согласиться!

— А потом? Что будет потом?

Вот об этом Олег пока старался не думать. Надо решать проблемы по мере их поступления — так, кажется, говорил главный редактор его газеты?

— Потом придется опять врать. Другого выхода нет. Вы поедете следом, и сюда ее не пустите, ясно?

— Да ведь у вас же свадьба! Как же я не пущу?! Она сбежит просто-напросто!

— Не сбежит, — он скрежетнул зубами, — не сбежит, если свадьбы не будет.

— Как?!

— Так. Мне придется остаться здесь еще на некоторое время, чтобы никаких подозрений не возникло. Альке я скажу, что раздумал жениться. Тогда она точно не приедет.

— Олеженька, она ведь с ума сойдет! — убежденно проговорила Катерина Андреевна. — Она без тебя жить не захочет.

— Придется, — жестко возразил он. — Некоторое время ей придется потерпеть. А потом я приеду.

— Так может лучше рассказать ей все, как оно есть, а?

— Ни в коем случае! — закричал Олег.

Чего он тогда боялся больше? Того, что Алька с ее горячим характером откажется уезжать, прятаться? Или того, что она узнает правду об его отце?

…Тогда он всеми силами старался не искать ответа на этот вопрос. А теперь? Как он расскажет все — не Альке уже, а Тине?..

— Пойдем в купе. Поговорим все-таки.

Он не смотрел ей в глаза, сосредоточив взгляд на нейтральной территории — где-то в районе переносицы. Это почему-то разозлило ее, и Тина воинственно скрестила руки на груди.

— Я не хочу разговаривать, Морозов, я устала.

Она поймала себя на том, что врет. Ни капельки не устала. Тело легкое, в голове — пусто. Правда, на душе кошки скребут, но это же не от усталости, а наоборот. Слишком расслабилась, вот и результат. Теперь приходится расплачиваться.

— Я устала, — упрямо повторила она. — Я всю ночь не спала.

Ой, как это вырвалось? И зачем? Ему вовсе не обязательно знать, что от всех переживаний она заснула только под утро!

— Я тоже не спал, — хмуро признался Морозов.

— Ну вот, — кивнула Тина, — давай наверстаем упущенное и отдохнем сейчас, ладно?

— Что, даже завтракать не будем? — неожиданно испугался он.

Она против воли рассмеялась, узнав в этом трепетном опасении его извечный голод по утрам. Завтрак — это святое! И не какие-то там пошлые бутерброды с чашечкой кофе, а что-нибудь посущественней. Отбивные с картошечкой, котлетки с макаронами, тарелочку борща — можно все сразу и без хлеба. Главное, чтобы было на красивой тарелке и непременно с острым соусом или с горчичкой.

Ей всегда нравилось смотреть, как он ест.

Надо же… Вот как, оказывается, она ничего не помнит. Ничегошеньки! Буквально — полный нуль вместо памяти. Ага.

— Что с тобой? — настороженно поинтересовался Олег, когда Тина за минуту раз пять изменилась в лице. То улыбалась, то хмурилась, то фыркала пренебрежительно. Как будто спорила с самой собой.

— Ничего. Ты завтракай, не обращай на меня внимания.

— Я и так не обращаю, — проворчал он и полез за Машиным пайком.

— Морозов, а ты стихи еще пишешь? — вдруг спросила Тина.

Он закашлялся.

— Почему «еще»?

— Ты же раньше писал. Я как-то случайно на них наткнулась. Извини.

— Извиняю, — ухмыльнулся он. — Сама понимаешь, молод был, пылок. Сейчас не до этого.

— Значит, только прозу строчишь?

— Угу.

— И как? Пользуется популярностью?

Ей на самом деле было интересно.

Олег пожал плечами.

— Я точно не знаю.

— Ой, врешь! Кокетничаешь! Разве бывает, чтобы писатель не знал, как раскупаются его книжки?

Ее игривый тон застал Олега врасплох, и он снова поперхнулся.

— Ты ешь, ешь, — разрешила Тина, и тут же потребовала ответа на следующий вопрос. Дескать, откуда сюжеты господин Морозов черпает.

— Из жизни, — нервно откликнулся тот.

— Морозов, а чего ты нервничаешь? — издевательским тоном поинтересовалась она.

— А того! — сказал он и замолчал, поглощая бутерброды.

Однако Тине было никак не уняться.

— Так ты мне книжку с автографом подаришь? Типа, старому другу, на долгую память… Как там у вас, господ писателей, принято, а? — Она подалась вперед и с притворным восхищением уставилась ему в рот.

— Хватит ерничать, пожалуйста, — попросил Морозов. — И делать вид, что между нами ничего не было.

Тина сжалась, как будто перед броском, как будто собиралась немедленно бежать — далеко и не оглядываясь.

На лице ее проступила паника.

Но через секунду Олег заметил, что она взяла себя в руки.

— Было, — выдавила она, — тут не поспоришь. Я только не понимаю, Морозов, что ты хочешь от меня?

Все, сразу подумал он, провел ладонью по лбу, и ладонь стала влажной.

— Так я жду, — зло напомнила она. — Может, для тебя случайный секс в поезде — дело обычное, а я впервые в жизни мужу изменила! И, пропади все пропадом, я теперь не знаю, не знаю…

— Ты знаешь! — заревел он. — Ты знаешь, что это был не случайный секс.

— Ну да, запланированный, — усмехнулась она сквозь отчаяние. Ирония — вот последнее, что ей оставалось.

— Эх ты, трусиха! — выдохнул Олег и пересел к ней.

Она отвернулась. Но он уже видел все, что могло бы иметь значение. Он уже многое понял. Улыбнувшись, он обнял ее.

— Чего ты боишься на этот раз?

— Отстань!

— Меня?

— Отпусти!

— Себя?

Она всхлипнула. Как-то так получалось, что рядом с ним она позволяла себе быть слабой.

— Морозов, ты меня презираешь?

Столько горечи было в ее голосе, что теперь испугался Олег. Что она придумала себе?

— Дура! Ну какая же ты дура!

— Я правда не знаю, что теперь делать, — едва слышно пробормотала Тина и посмотрела ему в глаза.

Как будто запрокинула голову в небо. И оно — тяжелое и хмурое — просветлело от ее взгляда.

— Ты очень красивая, — моргнув, сказал Олег.

— Не ври!

— Правда!

Он медленно притянул ее к себе. У нее был еще шанс освободиться… А еще были его глаза совсем близко, и его тепло, и надежность плеча.

И так хотелось вспомнить, каково это — беспечно, уверенно прильнуть к его плечу!

Она поняла, что сейчас заплачет, и опустила ресницы. Вместе со слезами ее покидали страхи, сомнения, боль. Только он остался с ней, только он.

Нежность растянула секунды в года.

Держа в ладонях смуглые щеки, он думал, что мог бы смотреть бесконечно на эти губы, на пронзительность скул, на стежки морщин, на тонкие веки, прикрывшие бездну. Смотреть, как упрямится подбородок и удивляются брови.