Анастасия Соловьева - Дом, в котором ты живешь

— Что ты, Марина, ходишь с видом неутешной вдовы, — невинным тоном спросила мама — иногда на нее находило желание попридираться.

А ты заметила, что наша дива сделала пластическую операцию? — Ирина умело переключила мамино внимание. — Укоротила нос.

— Нет. А ведь правда! Она так получше. А поет по-прежнему голосом матери. Под ее фонограмму!

— И глупости какие-то, — вставила я.

— Ну, что глупости, это нормально. Эстрадные песни ни на что не претендуют! Маруська, ты ужинать будешь?

— Лучше давайте чай пить! — предложила сластена-мама.

— Уж скажи честно, Юля, что тебе не терпится съесть весь шоколад. Сколько помню тебя, только шоколадом и питаешься! Как только не надоело!

Самодовольно усмехнувшись, мама покачала головой:

— Ничуточки!

— Пусть сидит со своим шоколадом, — продолжала Ирина, обращаясь ко мне. — А нам с тобой я поджарю по котлетке!

— Поджарьте. — Я блаженно вытянулась в старом кресле, но тут зазвонил мой мобильный.

Схватив трубку, я бросилась в сад. Этот голос будто проникал прямо в сердце — хотя говорил Давид вещи самые будничные: в первый день многое удалось успеть, если так пойдет, он вернется раньше чем через месяц, советовал поездить с Георгием Николаевичем, поучиться водить. И только в конце:

— Если бы ты знала, как мне не хватает тебя!

— Додик!.. — только и могла произнести я в ответ.

— Где ты?

— В саду, под луной. Помнишь, ты сказал, что у тебя нет времени на прогулки?

Он засмеялся:

— Помню…

После разговора с Давидом мне не хотелось возвращаться на террасу. Я понимала: все написано у меня на лице. Пришлось погулять, подумать о чем-нибудь, не имеющем отношения к Давиду. Например, о работе. С тех пор как мы вернулись из Греции, я не прочла ни одной статьи. Завтра с утра начну. А где, интересно, дети?

— Давид звонил? — спросили хором мама и Ирина.

— Давид, — безвольно ответила я.

— Подогреть тебе котлетку?

И потекла жизнь, спокойная, умиротворяющая. Дети теперь относились ко мне совсем по-другому. Особенно, подражая Давиду, усердствовал Денис. Для мамы и Ирины я по-прежнему была маленькой девочкой: они трогательно оберегали меня от бытовых проблем, не будили по утрам, подкладывали лучшие кусочки. Я с удовольствием подчинялась, подолгу гуляла с ними, рассеянно слушала их разговоры, истории из жизни политиков и эстрадных звезд, вычитанные в журналах, и — думала о Давиде.

— Ты просто Наташа Ростова, — бросила как-то Ирина с добродушной насмешкой. — Помнишь, как она невестой ждала Андрея Болконского в Отрадном? «Его мне надо!» — я, помню, читала в школе и поразилась двусмысленности фразы.

— У голодной куме одно на уме, — усмехнулась мать. — Толстой небось такого и в мыслях не имел.

— Как знать, как знать, Юлечка! — наигранно улыбнулась Ирина. — И потом, за что ты меня осуждаешь? Не всем же так везло в жизни, как тебе!

Внутренне я с ней согласилась. Мама всегда любила только отца: до свадьбы, в браке, после смерти.

Раза три в неделю приезжал Георгий Николаевич и вез нас на водохранилище. Я понемногу училась управлять машиной и наконец (настал день!) просидела за рулем всю дорогу туда и обратно. В азарте решила поехать на рынок — попробовать вести в городе и, разворачиваясь на базарной площади, едва не задела черный, с тонированными стеклами джип. Дверца автомобиля распахнулась — оттуда выскочила быкообразная стриженая блондинка.

— Водить не умеешь, а туда же! — выругалась она.

Перепуганная, я забилась на заднее сиденье и молча просидела до самой дачи. А что было бы, задень я ее? В жизни больше за руль не сяду!

— А тебе тут звонили, — встретила меня мама.

— Давид?

— Женщина какая-то.

— Иза? Аня?

— Нет, кто-то незнакомый.

И тут телефон зазвонил снова.

Вежливый женский голос спросил Марину.

— Слушаю вас, — отозвалась я.

— Это Булыжная. Бухгалтер «СВ-фарм». Простите за беспокойство, но мне срочно нужен телефон Давида… Михайловича, — добавила она.

— Я знаю только мобильный.

— И все? — чуть насмешливо удивилась собеседница. — Когда он будет звонить, попросите перезвонить на фирму. Это срочно.

Давид позвонил поздним вечером, и я ему ничего не сказала. Наверное, Булыжная уже разыскала его, а нет — завтра разыщет… Но какова Иза! Взять и выболтать всю нашу историю! Теперь Давид станет объектом сплетен подчиненных. Я страшно переживала.

— Да ладно! — утешала Ирина, когда перед вечерним чаем мы шли с ней в магазин. — Про начальников всегда сплетничают.

А ты делай выводы. Знаешь пословицу: расскажи матери и подушке, но не любимой подружке.

— Все-таки ужасно неприятно!

— Ты копия матери! Юлька всю жизнь из-за чепухи переживает. И ты, я смотрю…

В эту секунду зазвонил мобильный. В шуме, доносившемся из трубки, я с трудом различила голос Давида.

— Марина, ты где?

— В чистом поле, как богатырь. А ты?

! — В Шереметьево. Часа через полтора буду дома. Я жду тебя!

Он вернулся!.. Я замерла, не веря своему счастью.

— Ну, что ты стоишь?! — тормошила меня Ирина. — Скоро последняя маршрутка! Успеешь, беги! У тебя еще пятнадцать минут.

Хорошо, что я надела белый сарафан со шнуровкой. В нем нестыдно появиться в Москве. И туфли у меня удобные — с застежками. Я вспомнила, как неловко бежала по парку мама маленького Давида. Впереди показалось шоссе — я собрала последние силы.

Справа вдалеке двигалась маршрутка — теперь я неслась навстречу ей. От перенапряжения плохо слушались ноги, звенела в ушах. Люди на остановке, суетясь, начали перемещаться к обочине.

— Финиш, девушка! — приветствовал меня старичок-дачник в клетчатой летней рубашке — я подбежала к остановке, и одновременно подъехала маршрутка. В салоне играло радио.

— Реклама на радио «Шансон!» — И бархатный мужской голос возвестил тоном императора: — Весь мир в одной точке — точке ру!

Я улыбнулась. Весь мир действительно был в одной точке. Она называлась Давид. Я мчалась в эту точку через залитые закатным солнцем поля, мимо новорусских коттеджей, минуя светофоры, станции метро, улицу со странным названием Большие Каменщики… Двор, подъезд, лифт — изнемогая от нетерпения, я повернула ключ в замке.

Давид снимал в прихожей ботинки. Мы без слов бросились друг к другу и долго стояли не в силах расцепить рук. Потом заговорили одновременно:

— Додик, как я бежала!

— Я и не предполагал, что увижу тебя сегодня!

Рассмеялись и снова обнялись.

После марафона я с наслаждением приняла душ и надела свой розовый пеньюар. За месяц я соскучилась по нему, как будто он был живой…

Да, людям необходимы вещи, а вещам — хозяева. Наша необитаемая квартира выглядела печальной и мрачной: спущенные шторы, тусклые зеркала, на туалетном столике — толстый слой пыли. Чуть надушив шею и волосы, я достала из ящика таблетки. Их осталось совсем немного, а рецепт куда-то запропастился… Завтра Изе позвоню…