Лавирль Спенсер - Раздельные постели

— Что? — воскликнул он, неподдельно ошарашенный.

— Выключи эту чертову штуку, — приказала она и резко отвернулась.

— Хорошо. Посмотри на меня. — Что-то в его голосе переменилось, и теперь стало совсем невозможно смотреть ему в лицо.

За окнами ничего не было видно, но Кэтрин всматривалась в темноту, как будто ища там ответ. Руки Клея неожиданно схватили ее за плечи и с силой развернули. Она отважно посмотрела в его удивленное лицо, пытаясь ненавидеть его изо всех сил, но в сердце ее не было места ненависти.

— Что ты говоришь? — Напряженные серые глаза не позволяли ей отвести взгляда. Она разрывалась на части от желания ничего не рассказывать, и в то же время в ней горело столь же сильное желание все рассказать. Как бы там ни было, а он был отцом ребенка, которого она носила.

Он уставился ей в лицо, желая опровергнуть ее слова, но не смог. Он старался поподробнее вспомнить, что произошло четвертого июля, но в тот вечер они выпили слишком много вина.

— Ты снова делаешь мне больно, — тихо сказала она, и он понял, что до сих пор продолжает сжимать ее плечи.

Он опустил руки, но продолжал внимательно смотреть на нее. У нее было лицо, которое нелегко забыть: правильный узкий нос, нежные щеки, усеянные веснушками, голубые глаза, которые старались не моргать и смотрели на него прямо сквозь длинные песочные ресницы. Губы были крепко сжаты, но он помнил, как они улыбались. Густые светлые волосы доходили до плеч, челка зачесана назад и падала очаровательными завитками на лоб. Волосы завивались вокруг длинной шеи. Она была высокая и стройная. Он предполагал, хотя точно не помнил, что она сложена в его вкусе: длинные ноги, узкие бедра и не очень большие груди.

«Как Джил», — подумал он.

Отрезвленный мыслью о Джил, он снова постарался вспомнить, что произошло между ним и этой женщиной.

— Я… — начала Кэтрин, а потом уже не таким ледяным голосом попросила: — Выключи свет…

— Я думаю, что имею право видеть сейчас твое лицо. У нее не было выбора, и ее продолжали рассматривать, как копию теста детектора лжи. Собрав всю свою волю, она спросила:

— Ты не помнишь, да?

— Не все…

— Ты поражаешь меня! Опытный мужчина сразу узнает девственницу.

— Если ты меня сейчас спрашиваешь, как часто я занимаюсь подобными вещами, так это не твое дело.

— Согласна. Это не мое дело… Но я не спрашивала. Я только защищала себя, у тебя в доме мне совсем не хотелось этого делать. Кажется, это ты спросил, как часто я занимаюсь подобными вещами, и ни одной девушке не понравится, когда ее называют случайной. Я только хотела подчеркнуть, что со мой это было впервые. Я полагала, что ты это знал.

— Я же сказал, что помню не все. Предположим, я тебе верю, — тогда после меня могли быть другие.

Это ее окончательно разозлило.

— У меня нет желания сидеть здесь и выслушивать твои оскорбления! — выкрикнула она и, открыв дверь, неожиданно вышла. Кэтрин бросилась в темноту, под ногами трещал гравий…

— Вернись! — закричал он ей вслед.

— Пошел к черту! — выкрикнула откуда-то снизу Кэтрин. Он бросился бежать за ее тенью, обозленный больше ее непоколебимой настойчивостью, чем тем фактом, что ей от него ничего не нужно.

Она почувствовала, как он схватил ее за руку и развернул. — Черт побери, Кэтрин, вернись в машину! — предупредил он.

— И что дальше? — воскликнула она, сжимая кулаки и глядя ему в лицо. — Сидеть и выслушивать, как ты называешь меня проституткой? Я уже слышала это оскорбление от своего отца, но не собираюсь вот так сидеть и выслушивать его от тебя!

— Хорошо, извини, но подумай, что сказал бы мужчина, перед которым выдвигают подобное обвинение?

— Я не могу ответить на твой вопрос, не будучи сама мужчиной. Я думала, что такой жеребец, как ты, должен знать правду, вот и все!

— Я не жеребец!

— Хорошо, сейчас мы квиты.

Они стояли в темноте, не двигаясь. Интересно, был ли он на самом деле таким опытным, каким показался в ту ночь, хотя и не понял, что она — девственница. В свою очередь Клей размышлял над тем, может ли девушка ее лет все еще оставаться девственницей. Ей около двадцати лет… Но в настоящее время двадцать лет — это зрелый возраст для секса. Он снова старался вспомнить ту ночь, как она вела себя, было ли ей больно, сопротивлялась ли. Он знал наверняка: если бы она сопротивлялась или просила прекратить, он бы сделал это. Вино тут ни при чем, он не был насильником!

Отвлекаясь от своих мыслей, он заискивающе сказал:

— Должно быть, ты сделала все правильно. Я никогда не узнаю разницы. Его шокирующее замечание так взбесило Кэтрин, что она потеряла здравый смысл и набросилась на него, ударив его в грудь.

Захваченный врасплох, Клей начал задыхаться, пошатнулся и отступил назад.

— Ох, больно, черт побери!

— О, чудесно! Просто великолепно! Должно быть, я сделала все правильно. Эгоистичный козел! Говоришь мне, что я сделала все правильно, хотя сам не можешь ничего вспомнить!

Потирая ушибленную грудь, он пробормотал: — Господи, ты всегда такая?

— Не знаю. Это со мной впервые. А как обычно реагируют твои беременные подружки?

Клей решил быть осторожней.

— Давай перестанем оскорблять друг друга, о'кей? Давай просто забудем наше сексуальное происшествие и откровенно признаемся, что у нас было свидание, а ночью мы вместе расслабились. Ты говоришь, что была девственницей, но ты не можешь мне этого доказать.

— Это подтвердят даты. Ребенок должен родиться шестого апреля. Это — единственное доказательство, которое у меня есть, что это был ты.

— Извини, если я кажусь глупым, но раз ты утверждаешь, что тебе ничего не нужно от меня, зачем тогда ты пытаешься мне что-то доказать?

— Нет… Я…. по крайней мере, я этого не делала до тех пор, пока ты не спросил, были ли у меня другие мужчины. Это было что-то вроде самозащиты и не более того. — Понимая, что голос начинает звучать все более умоляюще, Кэтрин пробормотала: — Ох, зачем я трачу на тебя свои силы!

Она повернулась и пошла вниз по дороге, а он остался стоять, слушая удаляющиеся звуки ее шагов.

На этот раз он не пошел вслед за ней, а стоял, упершись рукой в бок и думая про себя, что еще ни разу в жизни не встречал женщины, которая бы его так раздражала. Самым обидным было то, что он занимался любовью с такой особой. Он слушал, как стихают звуки ее шагов, думая: «Скатертью дорога, леди». Но в конце концов не выдержал и крикнул:

— Кэтрин, не будь ослицей! Отсюда до моего дома около трех миль, и неизвестно, сколько до твоего. Вернись!

Из благоухающей ночи отозвалось:

— Будь здоров, Клей Форрестер!

Он выругался, сел в машину и с такой силой повернул ключ, что тот чуть не сломался в замке зажигания. Включились фары, и «корветт» начал спускаться с холма, догоняя Кэтрин, которая гордо продолжала идти. Машина проехала мимо нее, разбрызгивая грязь и гравий.