Патриция Райс - Мечты о счастье

– Кой черт дернул меня войти в состав городского совета? – спросил он в пространство.

– Имя ему «гражданский долг», – ответил Хедли не без иронии. – Это позволило тебе поддержать поправку к закону о городском зонировании, в надежде, что она поставит крест на убогой гостинице в нашем квартале.

– А не выставить ли мне свою кандидатуру на выборах в мэры?

– Отличная идея! Провинциальный мальчик извлекает пользу из безупречного послужного списка. Женись на ледышке, что у тебя в помощницах, по выходным ходите в церковь, держа ребенка за руки, – и пост мэра у тебя в кармане.

Ну нет, подумал Аксель. Наука брака обошлась ему дорого, и он решил, что на роль мужа не имеет достаточной квалификации. Даже ради гражданского долга он не собирался вторично совать голову в ту же петлю. Тем более что Констанс ненавидела Кэтрин и охотнее бы пошла в церковь за руку с павианом.

Внезапно и совсем некстати Акселю вспомнился свет в глазах дочери, когда она рассказывала о внеклассных занятиях. Он смутно помнил предыдущую владелицу «Лавки древностей». За что ее посадили? Что-то связанное с наркотиками. Кажется, рыжая цыганка о ней упоминала.

Он взялся за голову и с минуту сидел в этой позе. Пост мэра означал конец нормальной жизни. Вечно быть под надзором, чтобы каждый, кому не лень, совал нос в твою жизнь. У Констанс и так довольно проблем. Но потеря лицензии означала еще худшее, причем для них обоих. Наверное, проще все-таки прикрыть эту школу... вот только дочь... впервые со дня смерти Анджелы разговаривает. Это заслуга ее новой учительницы.

– Детка, раз уж Аксель Хоулм добровольно вызвался нам помочь, глупо отвергать его! Или тебе все равно, что школу прикроют?

Майя прижала телефонную трубку плечом и погладила Мэтти по голове. Мальчику приснился кошмар, поэтому она взяла его к себе в кровать. И он сразу уснул. Хотя ученик из него был посредственный, что порой приводило Майю в отчаяние (она подозревала, что виной всему шок), в остальном это был ангел во плоти. Мэтти почти никогда не доставлял хлопот.

Зато жизнь не давала перевести дух – как « американские горки ».

Майя уставилась на трещины в потолке спальни. Почти несуществующий доход от партнерства в бизнесе был той соломинкой, что держала ее на поверхности. Магазин Клео оказался, мягко выражаясь, убыточным, а счета нужно было как-то оплачивать. Хорошо хоть, к нему прилагалось жилье. Короче говоря, никак нельзя было допустить закрытия школы.

– А почему бы тебе самой не поговорить с Хоулмом? Не потому, что от тебя в делах больше проку. Он рожден под знаком Девы! Мы с ним просто не можем прийти к согласию, пойми. Мы говорим на разных языках.

– Детка, мне очень неприятно поднимать этот вопрос, но ты говоришь на разных языках со всеми в этом городе. Не знаю, чему тебя учили в Калифорнии, но только не тому, что может пригодиться в Каролине. Если хочешь здесь чего-нибудь добиться, изучай местную специфику!

«Если». Майя зажмурилась и сморщила нос. Это «если» было колоссальных размеров. Клео потратила большую часть своей жизни, скитаясь из города в город, как перекати-поле, и Майя вынуждена была скитаться вместе с ней. В отличие от Акселей Хоулмов этого мира они не могли назвать домом ни одно место, в котором временно находили кров, хотя Майя довольно долго думала, что дом там, где спишь в эту ночь.

Теперь все изменилось. На ней лежит груз ответственности. Уэйдвилл стал ее домом на все время заключения Клео, и рядом в постели спит пятилетний мальчик, о котором нужно заботиться. Не исключено, что мечта о школе пойдет прахом как раз ко времени выхода сестры на свободу, но тогда, быть может, Стивен чего-нибудь добьется и можно будет обсудить с ним вопрос алиментов.

Как легко оседлать мечту и мчаться вскачь! У нее всегда был к этому дар. Майя заставила себя вернуться к действительности.

– Ладно, я поговорю с Акселем Хоулмом. Беда в том, что он готов пойти на компромисс, а я нет, о чем честно предупреждаю тебя, Селена. Но если ты хочешь, чтобы я боролась с течением, я буду бороться изо всех сил.

В трубке раздался вздох.

– Хотела бы я понять, что ты имеешь в виду. Если действуешь на свой страх и риск, делай это в интересах каждого. Я вынуждена настаивать.

Положив трубку, Майя сморщила нос. В одиночку она позволила бы течению нести себя куда придется, но приходилось думать еще и о других. Рожденная под знаком Рыб, она могла ради Мэтти перебраться и через пороги, и через плотину. Конечно, беседа с заносчивым яппи не обойдется ей так дорого.

– Аксель, дорогой! Я знаю, ты стараешься как можешь, но ведь очевидно, что Констанс несчастлива! У тебя на руках бизнес... – едва заметная пауза означала неодобрение, – и вся эта деятельность в городском совете... Мужчине не понять нужд и потребностей восьмилетней девочки. Ей необходим женский присмотр.

Теща указала на диван рядом с собой, предлагая сесть, но Аксель предпочитал сохранять дистанцию. Сандра была приятной женщиной – во всяком случае, он не имел оснований утверждать обратное. Они почти потеряли друг друга из виду с тех пор, как она перебралась в Техас, к родне. То, что она проделала столь долгий путь ради этого разговора, внушало подозрения.

– Последние два года вы не особенно интересовались Констанс. С чего вдруг такой ажиотаж?

Акселю не хотелось рубить сплеча, но так можно скорее добраться до сути. Он все еще был по горло сыт долгими дебатами с Анджелой.

– Я всегда интересовалась Констанс! – возразила Сандра (ее унизанные перстнями пальцы продолжали барабанить по дивану). – Просто до сих пор у меня была надежда, что девочка оправится от удара, но...

Она так долго подыскивала подходящий оборот для очередной словесной атаки, что Аксель решил прийти на помощь:

– Но моя холодная, равнодушная натура подавляет все живое вокруг?

Он стоял, опираясь локтем о каминную полку, выбранную Анджелой по каталогу, когда они обставляли этот дворец. Как и всякая мысль о покойной жене, эта была насыщена болезненным чувством вины.

– Анджела всегда так говорила, – добавил он с вызовом.

– Она любила тебя, – примирительно заметила теща, – но ты был вечно занят.

Проклятие! Словно двух последних лет и не бывало, его снова втягивали все в тот же нескончаемый, никуда не ведущий спор. Он начинался с приходом Акселя домой и заканчивался уже в темноте, в постели. И так вечер за вечером. Все последнее время их совместной жизни, до той минуты, когда ее машину занесло на мокром от дождя асфальте. Анджела была в лучшем случае рассержена, в худшем – разъярена. Он не понимал этого ни тогда, ни теперь. Она оставила по себе только чувство вины.