Кристин Ханна - Надеюсь и люблю

Она знала, что Лайем влюбился в нее с первого взгляда, и хотя не чувствовала по отношению к нему того же, ей был необходим человек, который любил бы ее, заботился о ней. День за днем, пока они вместе сидели у кровати его умирающего отца, она ощущала, что значит быть любимой и желанной.

И потом, когда выяснилось, что она беременна, выбраться из этой ловушки оказалось уже невозможно. Она до сих пор помнила каждую минуту того дня, когда призналась ему, что у нее будет ребенок.

Они приехали к водопаду Ангела, их любимое место, и устроили пикник на одеяле. Когда она рассказала Лайему про ребенка, он сначала рассмеялся, а потом сразу же попросил ее стать его женой.

Она ответила, что уже была замужем. «Я уже была замужем. Я любила мужа всем сердцем. Боюсь, что буду любить его до конца своих дней».

«Понимаю», – сказал он. Но на самом деле только она понимала, что это значит. Она разбивала сердце человеку, который любит ее так, как она любила Джулиана. Ей хотелось бы верить в то, что они могут быть счастливы. Странно, но в каком-то смысле так и было. Постепенно в ее душе выросла любовь к Лайему, но она никогда не теряла голову от этой любви. Честно говоря, она просто не позволяла себе этого делать – теперь это очевидно.

Она всегда продолжала ждать Джулиана. Где-то в глубине души юная девочка-идеалистка сохранила уголок, предназначенный для истинной любви, в котором до сих пор горела свеча – маяк, зажженный для Джулиана. Именно поэтому сосуд ее любви к Лайему оказался хрупким, как тонкая ледяная корочка, покрывающая поверхность глубокого озера. Да и как иначе, если она до сих пор не может внутренне расстаться с Джулианом?

Только теперь она отчетливо понимала, что отчаянно сожалеет об этом. Прошлое представлялось ей тугим узлом, неводом, наполненным водорослями и тиной. Интересно, удастся ли ей когда-нибудь развязать узел и разыскать в илистой каше бесценные жемчужины?

Стоило ей закрыть глаза, как перед внутренним взором тут же возникал яркий, светящийся калейдоскоп ее жизни. Его фрагменты она видела в букетах цветов и кадках с растениями, в стопке визитных карточек, сложенных на подоконнике, в кипах записок с телефонными сообщениями, которые медсестры приносили ей каждое утро.

В Ласт-Бенде она нашла свое место в жизни, этот мир принял ее как свою. Но самое ужасное заключалось в том, что она этого не понимала. Долгие годы ей казалось, что она здесь чужая. Несмотря на то что она принимала участие в десятке благотворительных мероприятий и организовала клуб верховой езды в городе, каждый раз, садясь за стол во время дружеского обеда или распивая пунш с соседями после посещений церкви, она чувствовала себя не на месте, одинокой среди чужих людей. Виной тому тяжкий и отвратительный груз мнительности, который она несла на своих плечах с юных лет. Она так привыкла к этому грузу, что не заметила, как заплечный мешок оказался пуст.

Микаэла глубоко ушла в свои думы и не расслышала стука в дверь.

На пороге стояла Роза. Она выглядела старой и усталой, как ни странно, седые волосы были распущены, а не забраны в тугой пучок. На ней были черные брюки с отутюженными стрелками, красный свитер под горло. В руках она держала большую книгу.

– Я помню свою жизнь, мама, – сказала Микаэла, даже не поприветствовав мать, и уселась на кровати.

Роза остолбенела от неожиданности и округлившимися глазами уставилась на дочь.

– Ты вспомнила? Все?

– Как Брет… после вчерашнего?

– Просто чудо! – Роза пришла в себя и подошла к кровати. – Он в порядке. У твоего малыша железная сила воли. Ну и, конечно, доктор Лайем от него не отходит.

– Можно мне повидаться с детьми прямо сейчас? – судорожно сглотнув, спросила больная.

– Брет ушел на экскурсию. Его класс отправился наблюдать за семейством орлов в Рокпорт – сейчас как раз время миграции. У Джейси в двенадцать часов экзамен по социальным дисциплинам. Это часть ее выпускной программы.

– Похоже, жизнь идет своим чередом и без меня, да, мама? – разочарованно улыбнулась Микаэла.

– Это ненадолго. Я привезу их обоих к тебе днем, ладно? – Роза протянула дочери книгу в кожаном переплете. – Это тебе.

– Дорогая, наверное? – сказала Микаэла, поглаживая переплет.

– Иногда тратить деньги не жалко, а, наоборот, приятно. Миртл, твоя подружка из магазина, сказала, что ты давно хотела иметь такую.

Этого Микаэла, конечно, помнить не могла, но ей всегда хотелось завести альбом для семейного архива. Еще одно начало бесконечной вереницы дней, устремленной в будущее.

– Спасибо, мама. Чудесный подарок.

– Раньше ты не была такой дурой. Открой-ка!

– Дурой? – Микаэла изумилась, потому что мать никогда не называла ее так. – Я бы попросила уважительно относиться к тому, что после травмы головы я немного туго соображаю.

– Извини, – спохватилась Роза. – В последнее время я слишком много общалась с твоим малышом, и это отразилось на моем лексиконе. Вчера, например, я сказала, что мультик был «тухлым».

– Узнаю своего Бретти. Год назад он назвал бы его «паршивым» или «дрянью». Теперь, значит, «тухлый»!

Микаэла раскрыла книжку. Первая страница представляла собой лист прозрачной бумаги с прикрепленными к нему засушенными фиалками. В самом центре аккуратным почерком Розы было выведено: «Микаэла Кончита Луна Троу Кэмпбелл».

Длинный список имен заставил Микаэлу ощутить себя членом королевской фамилии. Она перевернула страницу и увидела старую черно-белую фотографию с потрепанными уголками. На ней они с матерью были запечатлены на фоне барака, предоставляемого сезонным рабочим, – лачуга без ванной, где ютились по двенадцать человек в одной комнате.

Воспоминания об этом времени до сих пор жгли Микаэле сердце, засев в нем, как осколки битого стекла. Те дни омрачили тенью ее душу, острыми клиньями врезались в мозг.

Но у Розы не было выбора. Не имея образования, бедная испанка с трудом говорила по-английски, и альтернативой сбору яблок была бы…

– Наверное, я бы тоже так поступила, – задумчиво произнесла Микаэла.

– Как «так»?

– Если бы Джейси бросилась ко мне в объятия и посмотрела на меня голодными глазами, я бы сделала то же, что и ты.

– Я готова была отдать все что угодно, только бы перестать любить его и начать любить себя. Но я рада, что мой грех заставил тебя добиваться в жизни большего.

Микаэла впервые видела свою мать плачущей.

– Мне жаль, что я только сегодня сказала тебе об этом.

Микаэла перевернула еще несколько страниц альбома. На каждой была ее детская фотография, а живая изгородь на заднем плане постепенно разрасталась.

Потом появился свадебный снимок. Джулиан и Кайла.

Микаэла изумилась. Эту фотографию она прятала от всех в наволочке.