Вера Кауи - Лучший друг девушки

– Правда.

– О фонде Рэндольфов я узнал, когда был в Штатах. У меня не возникло ощущения, что он такой уж большой и влиятельный. – Улыбка его жалила, как оса. – Во всяком случае, не такой большой и влиятельный, как мой драгоценный папочка. – Он с сожалением посмотрел на свою единоутробную сестру. – Когда дело дойдет до грызни, и ты, и я прекрасно знаем, кто у кого окажется в пасти...

Но улыбка его, едва он переступил порог библиотеки и, закрыв за собой дверь, прислонился к ней спиной, мгновенно исчезла с его лица. Быстро подойдя к графину, стоявшему на столике у окна, он налил в стакан изрядную порцию виски и залпом проглотил ее. Затем глянул на часы. Без десяти час. Записка отца гласила, чтобы он был в библиотеке ровно в час дня. Оставалось еще десять минут. Он глянул на себя в зеркало, висевшее когда-то в спальне Наполеона. Чертова сыпь! Оставалась единственная надежда, что отец не сможет точно определить ее истинную причину. Придется, конечно, блефовать, а в будущем вести себя более осмотрительно. Именно потому, что терять ему уже было нечего, он немного переусердствовал: решил про себя, раз уж вляпался, то хрен с ним, так тому и быть! Естественно, кое-что просочилось наружу, и ее Величество Сплетня тотчас подняла острые свои ушки. Тут уж никак не убережешься. Но и Дэвид был не таков, чтобы все пустить на самотек. Недаром он был истинным сыном своего отца. И у него уже давно была припасена своя версия «чистой правды». Пока ехал по М11 навстречу очной ставке со своим отцом, он вызубрил ее на зубок и отлично отрепетировал.

А теперь у него про запас появилась и еще одна козырная новость. Отца следовало предупредить об оскорблении, которое замышляет нанести ему собственная жена. Надо же, улыбаясь про себя, думал Дэвид, мамочка вдруг обрела зубки. Но в данный момент его больше волновали клыки отца, чем недавно прорезавшиеся зубки матери. Необходимо было во что бы то ни стало сохранить к себе доброе его отношение, и, чтобы добиться этого, он был готов на любую подлость. Главное, чтобы Билли услышал то, что хотел услышать, тогда, считай, дело в шляпе. А занимаясь в течение многих лет именно этим, Дэвид был уверен, что и сейчас сумеет добиться своего.

Нужно только направить его гнев и вопросы, на которые Дэвид и не думал давать ответы, в другую сторону. Эта маленькая пикантная новостишка отправит папулю бушевать на длинную ухабистую и запутанную боковую дорогу. И к тому времени, как он вновь выедет на главную магистраль, проступки сына обретут ореол эдаких невинных проказ. И таковыми они и запечатлятся в сознании отца. Потому что, помимо прочего, Дэвид вновь перебрал свой кредит в банке.

Когда Роз зашла, чтобы пожелать матери спокойной ночи, Диана и Брукс все еще находились в спальне Ливи, лежавшей не в постели, а в шезлонге.

– Милая, как ты прекрасно выглядишь... – встретила Ливи свою старшую дочь с радостным облегчением. Даже сейчас, зная об искреннем стремлении Дианы угодить ей, десять минут общения со своей младшей дочерью уничтожающе действовали ей на нервы. Роз же совершенно не раздражала ее; ее присутствие одновременно и успокаивало, и стимулировало ее, так как Роз инстинктивно чувствовала, чего хотела, а чего не хотела измученная болезнью мать, невесомо ступая там, где Диана проходила, как слон.

Когда Роз сказала матери, что журналист, которого опасается Билли, предложил ей отобедать с ним, Ливи внутренним чутьем угадала, что именно смущает дочь.

– По-моему, ты должна с ним пойти, милая. Ведь не ты же с ним конфликтуешь; господин Росс просто честно выполняет свою работу.

– Хотелось бы надеяться, что приглашает он меня не ради того, чтобы взять интервью.

– Естественно. Бога ради, Роз, не смотри на это глазами Билли: ты не привечаешь его заклятого врага, у тебя свои заботы. Кстати, каков он из себя?

– Высокий, черноволосый, смуглый, не очень красивый, но чертовски привлекательный. Его без грима можно приглашать на роль Мефистофеля.

– Тогда надень что-нибудь красное. Это ведь цвет дьявола, не так ли?

Увидев дочь перед выходом, Ливи одобрила ее наряд.

– Темно-красный цвет тебе очень к лицу, как когда-то был к лицу мне. У нас с тобой именно та кожа, на которой красное хорошо смотрится.

Малинового цвета сатиновый костюм на Роз был от Валентино – ее любимого кутюрье; приталенный короткий жакет надевался поверх черной шелковой кофточки с завязками из шнурков, прямая юбка была по-модному короткой – не так, что едва прикрывала ягодицы, но все же достаточно короткой, чтобы видны были во всей красе ее длинные ноги в черных «паутинках» и обычных черных туфлях-лодочках. В ушах у нее красовались гроздья черного янтаря в тон пуговицам жакета. Маленькую дамскую сумочку из черного сатина, окаймленную черным янтарем, дала ей Ливи.

– Великолепно, – подтвердила мать. – Идете в какой-нибудь шикарный ресторан?

– Понятия не имею, куда идем, пока не окажусь там.

– И кто же этот счастливчик? – язвительно поинтересовалась Диана, прибавив злобно: – Надеюсь, речь идет о мужчине?

– Да. И зовут его Джек Росс.

– Как?

– Он за тобой сам заедет? – перебила свою дочь Ливи, физически ощущая фонтанирующую зависть Дианы.

– Да, – Роз посмотрела на маленькие ручные часики работы Фаберже, усыпанные алмазами, оправленными черным хрусталем, подаренные ей бабушкой Рэндольф. – Через пять минут.

– Мне бы очень хотелось познакомиться с ним, – попросила Ливи. – Ты не возражаешь?

– Нет, конечно, если ты в состоянии это сделать.

– Разве я не выгляжу вполне здоровой? – Ливи была укутана в один из своих кафтанов, в котором хаотично сочетались между собой бирюзовый, серебристый и яркий, буквально режущий глаза розовый цвет. Такой же цветастый тюрбан она обернула вокруг головы. Великолепно подведенное лицо создавало впечатление здорового человека, у которого было настроение позаботиться о том, чтобы эмаль на ногтях, такая же ярко-розовая, как и помада, прекрасно сочетались с многоцветьем кафтана.

– Рядом с тобой мы все, словно бледные призраки, – с чувством сказала Роз, и вознаграждением ей был благодарный огонек, засветившийся в глубоко запавших глазах матери.

– Джек Росс? – неожиданно вмешался Брукс. – Тот самый, у которого конфликт с Билли из-за его книги? – Он повернулся к теще: – Это один из так называемых репортеров-исследователей, которые копаются в мусорных отбросах, выискивая там «правду» о великих людях. А Билли знает об этом? – спросил он Роз.

– А его это не касается, – ответила она любезным тоном, но так, что на красивом лице Брукса заходили желваки.

– Да неужели не ясно, что он использует тебя, чтобы заполучить дополнительную порочащую информацию?