Изабель Вулф - Мучения Минти Мэлоун

«Я любил ее, – заявил он полиции. – Любил, несмотря на скрипучий голос и дефект речи, несмотря на чудовищные фактические ошибки. Но она не ценила мою преданность. Принимала ее как должное, не ответила ни на одно из моих девяноста четырех писем. Вопреки жестокому отказу я продолжал любить, но не мог терпеть дольше. Это было преступление страсти, – с видом специалиста добавил он. – Поэтому, если повезет, отделаюсь парой лет».

Бедный дядюшка Перси. Роберт начинил ликерные вишенки цианистым калием. Смерть наступила мгновенно. Но какая ужасная смерть... Все мы чувствовали себя отвратительно. Такой дружелюбный человечек. Разумеется, Мелинда была убита горем, просто обезумела. Она обожала сэра Перси. Как-никак, родная кровь. Любимый дядя. И что самое важное, ее покровитель. Мне казалось, что в крематории Патни она проливала слезы не по дядюшке Перси, а по своей дальнейшей судьбе.

Все мы задавались одним вопросом: что же теперь будет? Шок уступил место страху за будущее радио «Лондон». Джека вызвали на экстренное собрание совета директоров, где было решено, что пока на радиостанции все останется без изменений.

Позже в тот же день мы собрались в комнате для переговоров, и Джек развеял наши опасения.

– Слава богу, – бормотала Мелинда. – Думаю, нужно оставить все как есть... В знак уважения памяти дядюшки Певси. Он хотел именно этого, – проникновенно продолжала она.

Джек многозначительно промолчал. Никто из нас не готов был сказать что-то определенное. Будущее представлялось нам хрупким и запутанным, как паутина. Нельзя было исключать, что у радио «Лондон» появится новый владелец. Мы все могли лишиться работы. Появление нового собственника, заботящегося только о рейтингах, грозило закрытием радиостанции или превращением ее в музыкальную. Могло произойти что угодно. Мы были ни от чего не застрахованы. Естественно, история попала в газеты. Более того, она вызвала целую бурю. «Отравление колготочного барона!» – кричали заголовки «Сан». «Убийство короля колготок!» – трубила «Мейл». Некрологи сэра Перси в «Телеграф» и «Таймс» извещали, что «мир лишился дальновидного бизнесмена», чей вклад в чулочно-носочную индустрию трудно переоценить. «Человек, который взобрался по карьерной лестнице в женских колготках», – сообщала одна из публикаций. «Он всегда находил нужную зацепку», – заявляла другая. «Сэр Перси повидал чулок больше, чем Санта Клаус», – воздавала должное третья. Бедный, бедный дядюшка Перси. Ему было всего шестьдесят четыре. Как печально. «А ведь яд предназначался Мелинде», – подумала я с каплей сожаления.

Поправив меховую шапку, я тайком оглядела собравшихся. Никогда еще не была в этой церкви. Бурые кирпичные стены собора в раннеанглийском готическом стиле снаружи почернели от выхлопных газов и кислотных дождей, но внутри они радовали глаз кремовой краской, казавшейся особенно теплой в ярком свете, который заливал все вокруг. Два ряда скамей из красного дерева явно стояли тут со времен незапамятных. После «Кошмара невесты на улице Вязов» я еще ни разу не была на свадьбе. Хелен сказала, что поймет, если я не захочу присутствовать при венчании, но мне ни за что не хотелось пропустить такое событие. В конце концов, это я положила начало цепи случайностей, которые привели к бракосочетанию Хелен и Чарли. Точнее, не я, а Доминик. «Опять сработал „эффект Доминика»», – с горечью подумалось мне. Нет, его на свадьбу, естественно, не пригласили. Мне стало интересно, хватит ли у него смелости венчаться с Вирджинией Парк в церкви и придется ли ей тоже надеть платье от Нила Каннингема? Интересно, сколько стоит их свадебный обед? Больше двадцати восьми тысяч? Денег у нее куры не клюют, так что, может, и больше. И предложил ли Доминик ее отцу оформить всеобъемлющий страховой полис на случай катастрофы? Хватит ли у него наглости произнести речь? А если хватит, что он будет говорить?

Позади, на балконе, пел хор. «Да пребудет со мной Господь». И я подумала: «А как долго еще со мной пребудет Доминик?» Мне вдруг захотелось нажать кнопку перемотки, как при редактировании репортажа, и промотать всю боль, все отчаяние. Увы, я не могла этого сделать. Я сознавала, что осуждена сносить тяготы в реальном времени, терпеть минуту за минутой, день за днем, пока понемногу боль не утихнет сама собой. Я взглянула на цветы. Разумеется, Хелен сама составляла букеты. Красные цветы в честь Дня святого Валентина. По обе стороны ступеней, ведущих к алтарю, красовались великолепные гирлянды из алого амариллиса с белыми пятнами крупных орхидей. К концу каждого ряда скамей Хелен привязала букет красных садовых лютиков. Букет невесты был из алых роз, и она специально сделала его попышнее, чтобы прикрыть выпирающий живот. «У Хелен „Большие надежды»», – с улыбкой, горькой и сладостной, подумала я [73].

Эмбер сегодня утром была в плохом настроении, и неудивительно, ведь она видела, как я собираюсь. Однако, распечатав почту, кузина повеселела: ей прислали валентинку, на которой была нарисована черная кошечка. Эмбер пробежала открытку глазами и прыснула.

– Как мило, Минти! – сказала она. Я удивленно подняла голову, прекратив жевать тост. – Спасибо, что подумала обо мне, – пояснила Эмбер, тихонько рассмеялась и покачала головой. Потом протянула мне открытку.

«Для Эмбер, с любовью и тысячью поцелуев от маленького котенка», – гласила надпись на открытке. Внизу было несколько крестиков и четыре отпечатка кошачьих лапок.

– Пердита попросила тебя послать открытку от своего имени? – Она поцеловала кошку в нос.

– Что?

– У вас с Пердитой от меня есть маленький секрет, да? – проговорила она с улыбкой, делая вид, что догадалась.

– Нет, – честно ответила я. – Нет никаких секретов. Эмбер, я понятия не имею, от кого открытка, – солгала я. – А ты?

– О, – напряглась она. – Я знаю. – Внезапно до сестрицы дошло. И вид у нее стал недовольный.

Я давно не заводила разговоров о Лори, о том, как он ей подходит, какой он остроумный, смешной и милый. Скажи я хоть слово, она бы на милю его не подпустила – такая упрямица. Мне казалось, Лори подходит ей идеально. Но она этого просто не видела. Не понимаю, как можно не замечать очевидного?

«Цель законного брака – соединить мужчину и женщину, – донеслись до меня слова викария, – и произвести на свет детей». Я вжалась в сиденье: вот он, ужасный момент, когда Чарли должен произнести клятву. Я вспомнила, как Доминик ответил на тот же вопрос, и мне стало дурно.

«Да!» – громко произнес Чарли, и по церкви разнеслось слабое эхо. «Да», – повторил он, улыбаясь. Хелен улыбалась тоже. И я, позабыв проблемы на работе, свою злосчастную свадьбу, тоже расплылась в улыбке. Правду говорят, что чем больше улыбаешься, тем больше хочется. К той минуте, когда Хелен и Чарли двинулись по проходу, мое настроение скакнуло вверх.