Сьюзен Гейл - Одинокое сердце

F-14 стремительно летел сквозь сумерки, напоминая призрачного хищника, парящего в заоблачных высях. Вокруг простиралось темнеющее небо, которое незаметно сливалось с горизонтом. В тысячах футах внизу волны разбивались о борт авианосца, но здесь, в небе, были только ночь, два человека и машина.

Майк Кобурн надел маску и посмотрел вправо, на звезды. Кассиопея упрямо ускользала из поля его зрения. Это осеннее созвездие было его любимым. Причем без всяких на то причин. Никто никогда не рассказывал ему каких-либо историй об этом скоплении звезд. В детстве, глядя на небо, он не испытывал восхищения им, а лишь желание покорить.

– И все же она симпатичная, – тихо пробормотал он.

– Вы что-то сказали, сэр? – раздался с заднего кресла голос офицера радиоразведки.

Майк чертыхнулся себе под нос. Это не в его духе – замечтаться во время полета.

– Ничего, Уинстон. Что на дисплее?

– Ничего, сэр.

Официальное обращение вызвало у Майка улыбку. Это было первое задание его офицера радиоразведки, или ОРР. Он провел в Мирамаре всего две недели до того, как эскадрилья получила приказ отправиться к месту назначения. Уинстон был зелен, как весенняя трава, и совершенно не искушен в житейских делах. Он приехал из крохотного городка в Канзасе.

Майк поиграл пальцами на рычаге управления. Для него не составит труда бросить свой реактивный самолет в крутое пике. В результате парнишка лишится не только своего обеда, но и желания придерживаться официального тона.

Треск в наушниках возвестил о том, что с авианосца поступило сообщение.

– «Скиталец-112», вызывает «Серый призрак», – послышался бесстрастный голос. – Приказ возвращаться на базу. Подтвердите прием.

– «Скиталец-112», подтверждаю, – ответил Майк. – Ну, Уинстон, что ты об этом думаешь? – Он посмотрел на часы. – Если нам повезет, то к нашему прибытию они только начнут накрывать стол к ужину.

– Да, сэр. Это было бы здорово, сэр.

Майк вздохнул. Плавание обещало быть долгим. Прежде чем изменить курс, он посмотрел на восток. На темном фоне мигали две звезды. Поднималась Кассиопея. Майк отсалютовал ей, затем отвернул истребитель по пологой дуге и взял курс на запад.

Хвостовой крюк выпустился с приятным щелчком.

– Уинстон, знаешь, что это было?

– Да, сэр! – Майк явственно услышал в его голосе страх.

– Ты хоть раз садился на авианосец?

– Нет, сэр.

– Тебя хоть раз выворачивало наизнанку в самолете?

Юноша кашлянул.

– Один раз, еще в детстве, сэр.

Майк ухмыльнулся. Да, совсем мальчишка. Ему не больше двадцати. Этого достаточно, чтобы тридцатичетырехлетний мужчина почувствовал себя стариком.

Из-за ясной погоды видимость здесь, наверху, была восемь – десять миль, но внизу, под истребителем, царил беспросветный мрак. Майк знал, что увидит авианосец, который плывет в океане, качаясь, как больная утка, только тогда, когда менять решение будет уже поздно. Тихо попискивал радар, обозначая зону управляемой посадки. На приборной панели ярко светились огоньки.

Майк выпустил шасси, и самолет слегка просел. Потом он опустил закрылки и оглядел поверхность воды внизу. Вон он.

– Уинстон, видишь его?

– Да, сэр. Отсюда он кажется крохотным.

– Ты абсолютно прав, парень. В наушниках опять затрещало.

– «Скиталец-112», дистанция три четверти мили. Ваша подача. Это означало, что управление посадкой переходит от авианосца к пилоту.

– Я – 112-й, подача моя. – Он поглядел на приборную панель. – Четыре и две. – Теперь на авианосце знали, сколько у него осталось топлива и что он сможет сделать в случае надобности второй заход на посадку.

Оставшиеся до приземления несколько секунд показались бесконечными. Авианосец шел практически точно на запад, но посадочная палуба была вынесена на десять градусов от его курса.

Чем ближе Майк подлетал к авианосцу, тем ярче становились его огни. Перед самым приземлением он затаил дыхание. Исчезло все, кроме приборной панели и узкой качающейся посадочной полосы.

Сейчас!

Колеса ударились о палубу за секунду до того, как крюк зацепился за тормозной трос. Самолет дернуло с чудовищной силой.

Но что-то было не так. Его рука! Майк не может управлять рычагом! Пальцы не сгибаются, отказываются повиноваться. Пилот попытался выровнять самолет, удержать его на посадочной полосе. Изогнувшись, он перехватил рычаг левой рукой. Но было поздно.

Майк не поверил своим глазам, когда самолет начал переваливаться через край палубы. Он ждал, что раздастся страшный треск, когда машина ударится о воду, но стояла гробовая тишина, наполненная черной болью. Внезапно эту тишину прорезал душераздирающий вопль, и его сердце бешено заколотилось, когда сообразил, что кричит он сам. Его рука. Его рука. Боже мой, почему?

С этим вопросом он просыпался каждое утро после аварии. Майк когда-то слышал, что раненым ежедневно даруется несколько мгновений облегчения. Несколько долей секунд, на которые им дозволяется забыть о боли и увечье. Он же был лишен этого благословения, и каждое утро просыпался с одним и тем же вопросом: почему?

Майк не открывал глаза. Это только сон, повторял он про себя. Все это вымысел. Кроме его руки.

Так и не открыв глаз, он приказал кисти сжаться в кулак. Руку пронзила боль. Стиснув зубы, Майк напрягал пальцы до тех пор, пока они не коснулись ладони. Его лоб покрылся испариной. Проклиная судьбу, свою жизнь и всех, кто мог оказаться поблизости, он выдохнул и позволил кисти расслабиться.

Потеря способности выполнять тонкие операции, объяснил ему доктор. Возможно восстановление на семьдесят процентов. Если он будет тренировать руку. Майк подавил стон. Прошло почти полгода, а функция кисти восстановилась только на сорок процентов. Проклятие, что это значит? Даже если врач прав, семидесяти процентов недостаточно, чтобы управлять реактивным самолетом.