Маделин Уикхем - Невеста

Гарри Пиннакл молча пожал плечами. В беседе возникла пауза.

- А Изабел? - небрежно осведомился Гарри.- Как она восприняла ситуацию?

- Как обычно, очень сдержанно.- Джеймс осушил кружку.- Ей и своих забот хватает.

- Проблемы на работе?

- Не только.

- Что-то еще? У нее возникли какие-то сложности?

- Угадали.

- А что случилось?

Джеймс опустил взор в пустую пивную кружку.

- Не думаю, что это большой секрет,- помявшись, произнес он и взглянул на Гарри, тревожно сдвинувшего брови.- Изабел беременна.

- Беременна? - На лице Гарри отразилось величайшее изумление.- Изабел беременна?

- Я понимаю, верится с трудом,- проговорил Джеймс.- Я сам еще не привык к этой мысли.

- Вы уверены? Ошибки быть не может?

Джеймс улыбнулся, тронутый участием.

- Она не из тех, кто открывает карты. Мы даже не знаем, кто отец ребенка.

Гарри глотнул пива.

- Вот как…

- Нам остается лишь поддержать ее, какое бы решение она ни приняла.

- То есть?

Джеймс пожал плечами и отвел взгляд.

- Оставить ребенка или… нет.

Лицо Гарри приобрело странное выражение.

- Понимаю… Разумеется. Здесь два варианта,- задумчиво произнес он.- Какой же я идиот.

- Что?

- Ничего. Ничего.

- Ладно,- вздохнул Джеймс,- это не ваша проблема.- Он посмотрел на пустую кружку Гарри.- Возьму еще?

- Нет,- возразил Гарри.- Позвольте мне.

- Но вы уже…

- Пожалуйста, Джеймс,- настаивал Гарри. Джеймсу Хэвиллу показалось, что тот чем-то удручен, почти подавлен.- Прошу, Джеймс, позвольте мне.

Изабел дошла до Сада Слепых. Сидя на железной скамейке, она следила за струйкой фонтана, непрерывно льющейся в маленький пруд, и пыталась собраться с мыслями. В памяти вновь и вновь прокручивалась одна и та же сцена, словно пущенная по кругу пленка: выражение лица Гарри перед расставанием, сказанные им слова. Ей казалось, что бесконечное повторение должно притупить боль, сделать ее безучастной и освободить сознание для того, чтобы проанализировать ситуацию с точки зрения логики. Однако боль не утихала, разум не хотел смиряться. Изабел почти физически ощущала, как разрывается на части.

Знакомство состоялось всего несколько месяцев назад, на семейном торжестве по поводу помолвки Саймона и Милли. Они пожали друг другу руки, и между ними мгновенно проскочила искра взаимной приязни; у обоих слегка задрожал голос и, будто зеркальные отражения друг друга, оба немедленно отвернулись к прочим собеседникам. Однако, поворачивая голову, Изабел всякий раз натыкалась на взгляд Гарри и чувствовала, как все ее тело отзывается на его эмоциональный призыв. На следующей неделе они, не афишируя встречи, пообедали в ресторане. Гарри незаметно провел ее к себе в дом, и наутро из окна его спальни она видела, как Милли на прощание машет рукой Саймону.

Еще через месяц они на разных самолетах полетели в Париж.

Каждая встреча отличалась особой прелестью, приносила утонченное, тайное наслаждение, оставляя легкий шлейф мимолетности. Отношения решили сохранить в секрете, легкими, ни к чему не обязывающими. Двое взрослых людей получают удовольствие друг от друга, не более того.

Однако теперь от легкости не осталось и следа. Спонтанность закончилась.

Отсутствию обязательств пришел конец. Независимо от ее выбора, последствия будут очень серьезны. Невидимое глазу биологическое событие однозначно распорядилось: любое ее решение навсегда изменит жизни обоих.

Гарри не хочет ребенка и совершенно ясно дал это понять. Если Изабел решит родить, она останется одна. Потеряет Гарри. Потеряет свою свободу. Ей придется рассчитывать на помощь матери. Жизнь превратится в невыносимый замкнутый круг: тяжелая работа по дому, утренняя чашка кофе и детский лепет, отупляющий мозг.

С другой стороны, если она избавится от ребенка…

В груди Изабел растеклась тупая боль. Кого она хочет обмануть? В чем заключается так называемый «выбор»? Да, выбор у нее есть, как у каждой современной женщины, но истина в том, что выбора не существует. Она попала в рабство к самой себе: к материнскому инстинкту, которого никогда в себе не подозревала; к крошечному созданию, растущему в ее чреве; к огромной, всепобеждающей жажде жизни.

Руперт сидел на скамейке в Национальной галерее и рассматривал портрет Филиппа II Испанского. Минуло уже добрых два часа с тех пор, как Мартин пожал ему руку и ушел, на прощание сказав, чтобы Руперт звонил ему, когда пожелает. Расставшись с Мартином, он бесцельно бродил по городу, не замечая многочисленных посетителей магазинов и туристов, постоянно его толкавших. Погруженный в свои мысли, Руперт не видел перед собой вообще ничего. Когда на пути ему попадалась телефонная будка, он заходил в нее и набирал номер Милли, но у нее все время было занято, и Руперт втайне ощущал облегчение: он не хотел делить с посторонними смерть Аллана.

Пока что он не был к этому готов.

Письмо по-прежнему лежало в портфеле, так и не распечатанное. У Руперта не хватало смелости его прочесть. Письмо могло оказаться именно таким, как он ожидал, а могло и нет - он страшился и того и другого. Но теперь, под пронзительным, суровым взглядом испанского короля, Руперт открыл замки портфеля и достал конверт. Он во второй раз увидел свое имя, написанное рукой Аллана, и на него вновь нахлынула печаль. Это последняя ниточка, которая отныне свяжет их навсегда.

Одна часть Руперта хотела спрятать письмо и не открывать его, не осквернять последние слова Аллана прочтением, однако трясущиеся пальцы уже надрывали конверт, вытаскивая на свет плотные кремовые листки бумаги, каждый из которых с одной стороны был исписан четким, ровным почерком…

Дорогой Руперт!

Не бойся. Не бойся, сказал ангел [13]. Я пишу тебе не для того, чтобы смутить или огорчить. По крайней мере, сознательно такой цели я не ставлю. Нет.

Если честно, я вообще не уверен, зачем пишу. Прочитаешь ли ты когда-нибудь это письмо?

Может, и нет. Может, ты уже забыл, кто я такой; может, ты счастливо женат и растишь тройняшек.

Порой меня посещает фантазия: вот-вот дверь палаты распахнется, ты появишься на пороге и заключишь меня в объятия, а все остальные неизлечимые пациенты будут приветствовать нас радостными возгласами и бодрым стуком больничных палок.

В реальности же это письмо, подобно многим другим изделиям промышленности, когда-то полезным для владельцев, скорее всего, завершит свое существование в мусорном контейнере, а потом его переработают в чей-то завтрак. По-моему, неплохая идея.

Хлопья «Аллан», с добавлением оптимизма и капельки горечи.

И все равно я продолжаю писать, будто надеясь, что однажды ты найдешь дорогу ко мне и прочтешь эти строчки.

Что это - плод болезненного воображения? Может, я придаю нашим взаимоотношениям значимость, которой на самом деле не существовало?