Юлия Шилова - Жить втроем, или Если любимый ушел к другому

Я посмотрела на Пашкин телефон и, растерянно пожав плечами, подумала о том, что сейчас не верится, что это все было со мной. Я вновь взяла мобильный в руки и начала читать сообщения. При этом я чувствовала себя настоящей мазохисткой, но ничего не могла с собою поделать. Я готова была разбить этот чертов телефон о стену, но почему, то все читала и читала...

Я чувствовала себя униженной, раздавленной, опустошенной, уничтоженной и оплеванной, но продолжала читать. Как же унизительно знать о том, что у твоего любимого кто-то есть. Я рисовала в своем воображении образ этой женщины, представляла, как она выглядит, но никак не могла представить, как они занимаются сексом. Мне жутко больно было об этом думать. Как Пашка может ласкать другое тело, когда он так сильно любил мое? Муж постоянно говорил о том, что оно родное...

На ватных ногах я зашла в зал, положила Пашкин телефон на столик и с трудом сдержала себя от того, чтобы не надавать Пашке хороших пощечин. Я смотрела на этого спящего родного человека, отца нашего трехлетнего сына, и не могла понять, как в одночасье он стал для меня предателем.

Последовав Светкиному совету, я выпила снотворное, накапала в стакан с водой как можно больше успокаивающих капель и ощущаю, что это слишком мало для того, чтобы успокоиться. Тогда я взяла бутылочку с каплями и начала пить лекарство прямо из горла, но бутылочка упала из моих рук на пол.

В этот момент в зале проснулся Пашка и, потирая сонные глаза, пришел ко мне на кухню.

— Ты что творишь?

— Микстуру разлила.

— А чем воняет? Ты валерьянку, что ли, пила?

— И микстуру, и валерьянку.

— С ума сошла?

В Пашкином взгляде появилась нескрываемая жалость.

— Сошла, — судорожно закачала я головой. — Паша, а что у тебя за баба?

— Нет у меня никакой бабы.

— Я эсэмэски твои в телефоне читала. Ты котик, а она — пупсик. Ты даже не представляешь, как мне хочется задушить твоего пупсика и оттаскать эту тварь за волосы.

Едва я произнесла последние слова, у меня внутри начало все гореть, словно я выпила не валерьянки, а самой настоящей серной кислоты. Я понимала, что зря рассказала Пашке о том, что рылась в его телефоне, но я ничего не могла с собой поделать. Эмоции были сильнее меня, и я была не в состоянии ими управлять.

— Как ты могла?! Ты же никогда не имела привычки рыться в моем телефоне? Как ты дошла до этого?

— Извини. Я просто привыкла к тому, что ты только мой. Я даже не представляю, что может быть по-другому. Скажи, она лучше меня? Ты хочешь со мной развестись? Ты говоришь ей обо мне гадости? Неужели ты меня больше не любишь?

Я посмотрела на Павла глазами, в которых была такая чудовищная душевная боль, что он просто не выдержал и, взяв меня на руки, понес в спальню. Положив меня на кровать, он сел рядом и как-то устало сказал:

— Если ты хоть еще раз залезешь в мой телефон, я от тебя уйду.

— Я больше не буду, — сквозь слезы произнесла я. — Паша, а ты меня еще любишь?

— Люблю, — без особого энтузиазма ответил он.

— А ее?

— Кого ее?

— Ту, которая называет себя пупсиком.

— Не спрашивай меня об этом. Дай мне, пожалуйста, время во всем разобраться. Потерпи.

— Сколько?

— Думаю, еще недолго.

— И что тогда? У нас будет все как раньше?

— Не знаю. Я пока сам ничего не знаю.

— А вдруг я умру?

— От чего?

— От горя.

— Не умрешь. Все будет хорошо. Давай спать. Завтра очень тяжелый день.

Павел лег рядом со мной, положил руку на мою талию и, закрыв глаза, через несколько минут провалился в сон. Я лежала рядом с ним, боясь хоть немного пошевелиться, и ненавидела себя за свою слабость. Совсем недавно мой супруг признался мне в том, что у него есть любовница, а я держусь за него, как утопающий за соломинку и, несмотря на его предательство, готова ему простить все, только бы он остался со мной.

Наверно это так унизительно выглядит со стороны, но я не хочу думать о том, что подумают окружающие. Я просто все еще люблю этого человека и не хочу его потерять. Почему я не могу побороться за своего любимого и за отца своего ребенка?

Я не знаю, что будет дальше и как я смогу это пережить. Быть может, после этого я постарею, поседею, сойду с ума, загремлю в психушку, забуду, что такое чувство собственного достоинства, буду себя ненавидеть и перестану себя уважать, но я очень сильно хочу сохранить семью и быть рядом только с этим человеком. Никого другого мне больше не надо. Ведь мы несколько лет выстраивали наш мир, так бережно к нему относились, так дорожили. Неужели я позволю разрушить этот мир какой-то хищной бабе, которая принесла в наши отношения столько боли и отчаяния?

Даже если она поставила перед собой цель увести моего мужика, то она должна четко знать, что мой мужик не уводится, потому что есть Я, а со мной подобные номера не проходят. Если мой муж окончательно потерял голову и рассудок, то я пребываю в здравом уме и твердой памяти. Муж болен, а я здорова. Здоровый не может бросить больного и должен сделать все возможное, чтобы тот излечился и стал прежним.

Я уснула почти под утро, а когда проснулась, то увидела, что Пашки уже нет рядом. Ушел на работу. На кухне возилась моя мать, которая жила на соседней улице и иногда по утрам приходила к нам для того, чтобы отвести внука в детский сад. Накинув халат, я тут же прошла на кухню и, сделав себе чашку кофе, спросила:

— Пашка давно ушел?

— Еще восьми не было. Он же всегда рано уходит. Я только в квартиру зашла — чувствую, дорогим одеколоном пахнет. Он же у тебя вечно такой разодетый, прямо гусь ряженый.

— Работа у него такая, — заступилась я за Пашку. — Он должен хорошо выглядеть.

Мать всмотрелась в мое бледное лицо и как-то обеспокоенно спросила:

— Ксюша, а что у тебя такие синяки под глазами? Не выспалась, что ли?

— Что-то я плохо себя чувствую.

— Заболела?

— Сама не знаю, но чувствую себя неважно.

— С Пашкой, что ли, поссорились?

Как бы я ни пыталась скрыть от матери все, что происходило в моей семье, но она всегда меня чувствовала и могла прочитать по моим глазам, что творится у меня в душе.

— Да, между нами не все гладко.

— Думаешь, я этого не знаю?

— Откуда?

— Да ты сама себя вся съедаешь. Похудела, подурнела. Вечно бледная ходишь. Прямо на смерть вся похожа. Я когда сегодня в квартиру пришла, сразу поняла, что ты ночью валерьянку пила да различные успокоительные микстуры. Одну бутылку ты даже ночью разбила. Запах по всей квартире. Я полы на кухне все перемыла. Доченька, что ж ты с собой делаешь? Разве можно так из-за мужика убиваться.

— У него есть другая, — ледяным голосом произнесла я и почувствовала, как заколотилось мое сердце.

— Может быть, ты сама все придумала?