Стефани Майер - Сумерки

— О чем ты думаешь?.. Так странно — не слышать мыслей другого!

— Зато ты знаешь, о чем думают все остальные, — примирительно улыбнулась я.

— Это не всегда удобно. — Неужели в его голосе прозвучало сожаление? — Но ты мне так и не ответила.

— Пыталась угадать, о чем думаешь ты.

— А еще?

— Мечтала, чтобы сегодняшний день длился вечно. И чтобы мне не было так страшно.

— Не хочу, чтобы тебе было страшно! — пробормотал Эдвард. Жаль, он не может сказать, что бояться мне нечего.

— Ну, страх не совсем то, что я испытываю, хотя какие-то опасения, конечно, есть.

Опершись на руку, Каллен с молниеносной скоростью поднялся. Лицо греческого бога оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего. Я могла и должна была отстраниться, но не было сил пошевелиться — тигриные глаза подчинили меня своей власти.

— Чего же тогда ты боишься? — шепотом спросил он.

Я даже ответить не смогла. От свежего аромата его кожи рот наполнился слюной. Боже, что он со мной делает! Низко опустив голову, я судорожно сглотнула.

Он отошел, вырвав руку. Пока я приходила в себя, он укрылся в тени раскидистой ели, в десятке метров от меня. Глаза его потемнели и пристально смотрели на меня.

Наверное, на моем лице отразилось разочарование. Руку, только что ласкавшую его предплечье, саднило.

— Прости меня, — тихо сказала я, зная, что он все равно услышит.

— Подожди, — прошелестел он, и я замерла, не решаясь пошевелиться.

Через десять бесконечно долгих секунд Эдвард медленно вернулся на полянку и присел на траву всего в метре от меня. Сделав два глубоких вдоха, он сконфуженно улыбнулся.

— Это ты прости меня, Белла. Жаль, не могу сказать, что я всего лишь человек!

Его шутка меня не рассмешила, я просто кивнула. Кровь бешено забурлила, и впервые за весь день мне стало не по себе. Видимо, он это почувствовал, потому что его улыбка тут же превратилась в усмешку.

— Я самый совершенный хищник на земле, ясно? Тебя привлекает все: мой голос, грация, лицо, даже запах?.. Можно подумать, мне это нужно! — Неожиданно вскочив, Каллен скрылся из вида, а через секунду возник под елью на краю поляны.

— Можно подумать, ты могла бы скрыться! Я бы добился своего и без смазливой физиономии!

Отломив толстую еловую ветку, он быстро обломал ненужные побеги, а потом швырнул в соседнюю сосну с такой силой, что бедное дерево еще долго качалось как на сильном ветру.

И вот он снова в метре от меня — неподвижный, как статуя.

— Можно подумать, ты смогла бы мне сопротивляться…

Я оцепенела от страха. Никогда раньше Эдвард не показывался мне в своем истинном обличий. Зверь, настоящий зверь… но какой красивый! Лицо мертвенно-бледное, глаза блестят… Я чувствовала себя маленькой птичкой, завороженно смотрящей на королевскую кобру.

Глаза, которые я так любила, глаза, горевшие от дикого возбуждения, через секунду потускнели. На бледном лице отразилась вселенская грусть.

— Не бойся, — пробормотал Эдвард, и никогда еще его голос не звучал так соблазнительно. — Я не причиню тебе зла, клянусь!

Мне показалось, что он старался убедить скорее себя, чем меня.

— Не бойся, — повторил он и, подойдя ближе, нарочито медленно опустился на траву. Его движения были плавными и тягучими, и вот, наконец, наши лица оказались на одном уровне сантиметрах в тридцати друг от друга.

— Пожалуйста, прости, — очень серьезно проговорил Эдвард и грустно улыбнулся. — Я в состоянии себя контролировать. Просто ты застала меня врасплох. Впредь обещаю вести себя примерно.

Очевидно, он ждал от меня каких-то слов, однако разговаривать я пока не могла.

— Сегодня мне не хочется ни пить, ни есть, — подмигнул он.

Тут я рассмеялась, резко и хрипло, как истеричка со стажем.

— Все хорошо? — заботливо спросил Эдвард, и его рука осторожно коснулась моей.

Я растерянно посмотрела на гладкую холодную руку, а потом в тигриные глаза: они были теплыми, полными раскаяния. Взяв его за руку, я стала водить по ней кончиками пальцев, а набравшись смелости, улыбнулась.

Золотистые глаза просияли мне в ответ.

— Итак, о чем мы говорили до этого? — спросил Эдвард.

— Не помню, — честно ответила я.

— По-моему, о том, чего ты боишься… ну, кроме самого очевидного, — робко напомнил он.

— Да, верно.

— Так чего же?

Я бездумно водила пальцем по его руке. Эдвард ждал ответа.

— Видишь, как легко выбить меня из колеи? — рассмеялся он.

Заглянув ему в глаза, я вдруг поняла, что сейчас он очень не уверен в себе. Столько лет он мог бес-препятственно читать мысли любого человека, а тут попалась я. От этой догадки мне стало немного легче.

— Мне страшно… потому что скорее всего мы не можем быть вместе. А еще боюсь, что именно этого мне хочется больше всего на свете. — Признание далось мне нелегко.

— Да, — согласился он, — этого точно стоит бояться. Желание быть со мной не к лицу юной девице.

— Знаю. Наверное, стоит попытаться тебя забыть.

— Мне бы очень хотелось тебе помочь. — Судя по выражению лица, Эдвард говорил искренне. — Наверное, мне давно следовало все прекратить, а сейчас лучше уйти, только не знаю, смогу ли.

— Не хочу, чтобы ты уходил, — чуть слышно пробормотала я.

— Именно поэтому мне следует это сделать!.. Но не беспокойся, я эгоист до мозга костей и слишком долго ждал сегодняшнего дня.

— Очень рада.

— Совершенно напрасно! — Эдвард отдернул руку. Даже лишенный обычной вкрадчивости, его голос казался мне самым мелодичным на свете. Я с трудом успевала следить за внезапными переменами его настроения.

— Я хочу быть только с тобой! Никогда об этом не забывай! Помни, что для тебя я опаснее, чем для кого бы то ни было, — объявил он и стал смотреть куда-то вдаль.

— Не совсем понимаю, о чем ты, — после минутного молчания призналась я.

Посмотрев на меня, Эдвард лукаво улыбнулся, — настроение снова изменилось.

— Как же объяснить, чтобы снова тебя не напугать? — задумчиво проговорил он и взял меня за руку. Я так и вцепилась в прохладную мраморную ладонь. — Каким приятным может быть тепло, — вздохнул он.

Несколько секунд Эдвард собирался с мыслями.

— Знаешь, у каждого свои вкусы. Кому-то нравится шоколадное мороженое, кому-то клубничное…

Я кивнула.

— Прости за аналогию с едой, лучшего объяснения не подобрать.

Я улыбнулась.

— То же самое с обонянием. Если запереть алкоголика в комнате со жбаном прокисшего пива, он скорее всего его выпьет. Он мог бы устоять, если бы захотел или обладал силой воли. А теперь представь, что случится, если в ту самую комнату поместить стакан старого бренди или коллекционного коньяка. Как поведет себя наш алкоголик?

Мы сидели, глядя друг другу в глаза и пытаясь читать мысли.