Нора Робертс - Порочная невинность

– Но мистер Такер мне велел быть с вами…

Кэролайн почти видела, как он переминается с ноги на ногу, стоя у подножия лестницы, разрываясь между вежливостью и преданностью хозяину.

– Я скоро приду, – повторила она, однако в голосе прозвучали первые пронзительные нотки страха. – Иди, а то опоздаешь на фейерверк.

Тяжело дыша, она ждала, когда внизу захлопнется дверь, и только после этого снова обратилась к Джози:

– Ты же знаешь, таким способом проблемы не решаются И ты знаешь также, что я не желаю зла Дуэйну.

– Да, но ты сделаешь то, что считаешь нужным. Точь-в-точь как я.

Джози сунула руку в сумку и вытащила нож.

– Это папочкин. Он до смерти любил охоту и всегда сам свежевал убоину. Папочка не боялся выпустить кишки и замарать руки кровью! Иногда он брал меня с собой, и я тоже очень полюбила охотиться.

– Джози, пожалуйста, убери нож!

– Ну а Такер, – продолжала Джози, поднеся лезвие к свету, – Такер никогда не любил убивать и поэтому всегда при стрельбе мазал – нарочно, разумеется. О господи, как же папочка сердился и драл его за это! А Дуэйну ничего не стоило уложить оленя или кролика, но, когда дело доходило до свежевания, он зеленел от страха. Деликатный такой… И тогда папочка говорил: «А ну-ка, Джози, покажи парню, как это делается!» – Она рассмеялась. – И я показывала. Меня никогда не тошнило при виде крови. Наоборот, мне нравится ее запах. Есть в нем что-то дикое, сладкое…

Кожа у Кэролайн покрылась мурашками: она начала кое-что понимать. В глазах Джози появился какой-то странный тусклый блеск – и точно так же блестела сталь в ее руке.

– А когда папочка умер, нож перешел ко мне. Да, этот нож перешел ко мне!

Кэролайн не могла оторвать глаз от серебристого лезвия. А за спиной ее взорвались первые гроздья огней.

В правой руке Джози был маленький перламутровый револьвер, левой она сжимала нож. Револьвер рядом с ним казался невинной безделушкой, и Кэролайн застыла на месте. Все ее внимание, весь страх были сосредоточены на жутком серебряном блеске лезвия. Теперь она твердо знала, что у Джози не дрогнет рука.

А Джози почти смеялась. Было в ней нечто, что она больше не могла в себе контролировать, что сейчас со зловещей радостью рвалось наружу.

– Что, детка, ты удивлена? Да и кто бы поверил! Никто даже не подумал, что это может быть женщина, – и меньше всего наш замечательный агент по делам особой важности. Хотя я, конечно, постаралась, чтобы они не смогли ничего разобрать. Даже Тедди не мог сказать, были они изнасилованы или нет. А ведь Бернс сам говорил: ищите среди тех, кто ненавидит женщин. Но мы-то с тобой знаем, что никто не может их так сильно ненавидеть, как женщина!

Кэролайн содрогнулась, когда за окном снова взлетели огни.

– Но почему же ты должна была ненавидеть?

– У меня были причины. Много причин.

Она продвигалась все ближе и наконец оказалась в проеме дверей, ведущих на балкон. Глаза ее сверкали, словно огни, освещавшие сейчас небо.

– Но с тобой все иначе, Кэролайн. Я тебя уважаю. Я знаю, как будет горевать Такер. Не двигайся! – приказала она, когда Кэролайн пошатнулась. – Мне бы не хотелось тебя убивать, но я должна это сделать. И никто не услышит.

Да, никто не услышит. Она может кричать – как кричала Эдда Лу, – но никто не услышит и не заметит. Револьвер был нацелен прямо ей в горло. «Вылетит крошечная пулька, – подумала Кэролайн, – моя крошечная смерть…»

– Я не хочу, чтобы ты страдала, как другие, – сказала Джози. – Ты не такая, как другие.

«Думай!» – приказала себе Кэролайн. Она должна что-то срочно придумать. Она знала, что единственный ключ к сердцу Джози – семья. Но как использовать этот ключ?

– Джози, ведь они же оба из-за этого будут страдать – и Такер, и Дуэйн.

– Знаю. Но от позора они будут страдать еще больше. – Джози засмеялась, когда в небе сверкнули, расцвели и угасли золотые огни. – Правда, красиво? Лонгстриты устраивают фейерверки у себя в «Сладких Водах» уже больше ста лет. Это что-то да значит! Помню, папочка сажал меня на плечи, чтобы я была поближе к небу. А мама смотрела на нас, но никогда ничего не говорила. И не улыбалась. Она, знаешь ли, не хотела, чтобы я родилась…

Как долго может продолжаться фейерверк? Как много пройдет времени, прежде чем Такер или кто-нибудь другой хватится ее и Джози и станет их искать?

– Но почему она не хотела? Джози, объясни мне все, я так хочу понять!

– Да, пожалуй, я могу тебе рассказать. Время есть. Тебе будет легче, если ты поймешь. Может быть, легче для нас обеих. – Джози сунула револьвер в карман, но нож продолжала крепко сжимать в руке. – Дело в том, что моим отцом был Остин Хэттингер.

Ее губы искривились, когда она увидела, как потрясена Кэролайн.

– Да, правда, этот человек, все время цитировавший Библию, злой и подлый человек, приходился мне отцом по крови. Он изнасиловал мою мать и, насилуя ее, зародил меня. Вот почему она не хотела, чтобы я родилась, но ей пришлось смириться со случившимся.

– Но почему ты так уверена?

– Потому что она была в этом уверена. Я однажды подслушала ее разговор с Деллой на кухне. Делла все знала. Но, кроме нее, этого не знал никто. Мама так ничего и не рассказала папочке – наверное, побоялась. А может быть, хотела избавить и всю семью от этого бремени. Как бы то ни было, она меня родила и терпела мое присутствие, но все время смотрела и прикидывала, очень я на него похожа или нет.

– Джози…

– Я была уже взрослая, когда обо всем узнала. Она лгала мне всю мою жизнь! Моя прекрасная мать, изысканно воспитанная леди, женщина, которой я хотела подражать во всем, была обыкновенной лгуньей.

– Но она просто старалась не причинить тебе боли.

– Она меня ненавидела! – Джози полоснула воздух ножом. – Каждый раз, глядя на меня, она вспоминала, как я была зачата. В грязи, в унижении, когда она звала на помощь… Она всю жизнь косилась на меня и считала, что я хуже ее, хуже всех ее знакомых и вообще всех женщин. В тот день, когда я подслушала их разговор, она сказала Делле, что, может быть, мне вообще не предназначено быть счастливой и иметь свою семью, потому что в моих жилах течет не та кровь. Моя дурная, испорченная кровь!

Джози говорила, словно выплевывая слова, а небо за окном опять стало разноцветным.

– Это произошло, когда я вернулась домой после моего второго развода. Она говорила Делле, что, наверное, господь наказывает ее таким образом за то, что она столько лет хранила в тайне мое происхождение, таила ложь в сердце своем. Она тогда была уже нездорова. Но я не желала все это терпеть. Когда она пошла в свой розарий, я тоже туда пришла. Я хотела, чтобы, глядя мне в глаза, она сказала бы всю правду. Мы ужасно поссорились, и я ее там оставила. Мать стояла среди роз и плакала. А немного попозже Такер нашел ее там уже мертвой. Так что, надо полагать, это я ее убила…