Нора Робертс - Порочная невинность

Он все время думал о скрипке – со вчерашнего дня, когда Кэролайн играла. Джим никогда еще не слышал такой музыки, и ему было интересно, есть ли в этой скрипке что-то особенное. Чем она отличается от старой скрипочки, на которой иногда играет летним вечером Руперт Джонсон?

Джим сам не заметил, как оказался в гостиной, как коснулся защелки на боковой стороне футляра и открыл крышку. И когда он увидел ее, уютно угнездившуюся на черном-пречерном бархатном ложе, то сразу понял: да, это особенная скрипка. Она блестела, как новенький цент! А когда, преодолев страх, Джим прикоснулся к ней, блестящая поверхность оказалась гладкой, как шелк.

Забыв свое клятвенное обещание – только взглянуть и по-быстрому обратно в коридор, – Джим легонько провел большим пальцем по струнам…

Спустившись по лестнице, Кэролайн услышала уже полнозвучный аккорд. Ее первой реакцией было негодование: никто и никогда не смел притрагиваться к ее инструменту! Она сама настраивала и натирала свою скрипку, часто удивляя этим других музыкантов во многих оркестрах. А Луис даже иногда жаловался, что она гладит скрипку чаще, чем его. И она тогда чувствовала себя виноватой – пока не обнаружила, что он сам любит кое-кого погладить…

Кэролайн подошла к гостиной, собираясь как следует отчитать озорника, но внезапно остановилась. Джим стоял на коленях перед футляром и осторожно водил большим пальцем по струнам – водил так нежно, словно гладил щеку младенца. Но даже не это заставило Кэролайн промолчать, а выражение его лица. Вид у мальчика был такой, будто он только что разгадал некую чудесную тайну. На лице его играла блаженная улыбка. Глаза сияли.

– Джим, – тихо позвала Кэролайн, но он дернулся, как марионетка на веревочке, и вскочил.

– Я... я только хотел посмотреть! Прошу прощения, мисс Кэролайн. Я знаю, что не должен был… Пожалуйста, не прогоняйте моего папу из-за этого!

– Да все в порядке, – сказала она и улыбнулась. Вот, наверное, Луис удивился бы: как это все в порядке, когда маленький черный мальчишка трогает ее скрипку? Ведь Луису она позволяла только глядеть на нее.

– Так вы не сердитесь? – это не сразу дошло до смятенного сознания Джима.

– Нет, но было бы лучше, если бы ты попросил разрешения взглянуть на нее.

Впрочем, Кэролайн прекрасно понимала, что, если бы он спросил разрешения, она бы не позволила. И тогда не смогла бы увидеть этого чудесного выражения глубочайшей радости на его лице. Той самой радости, которую когда-то испытала она сама, впервые увидев эту скрипку.

– Да, мэм, простите меня. Я, конечно, должен был спросить… – Почти не смея верить, что все так удачно обошлось, он начал пятиться к двери. – Вообще-то я только собирался предложить вам укрепить перила на заднем крыльце, но как-то получилось…

– Послушай, а почему тебе вдруг захотелось взглянуть на скрипку?

– Ну, просто... я вчера слышал, как вы играли. А я никогда не думал, что скрипка может петь. И решил узнать, что в ней такого особенного, в вашей скрипке.

– Но она для меня и есть особенная.

Кэролайн задумчиво вынула скрипку из футляра.

– Ты когда-нибудь держал скрипку в руках? Джим с трудом проглотил слюну.

– Ну, старый Руперт показал мне пару песен на своей скрипке. Но они не такие красивые, как ваши. И играет он совсем по-другому.

"Вряд ли у старика Руперта «Страдивариус», – подумала Кэролайн. Она внезапно почувствовала странный импульс, удививший ее. А затем напомнила себе, что подавление импульсов привело ее когда-то на больничную койку в Торонто. С тех пор она решила, что нужно следовать импульсам – и приехала в Инносенс. Неизвестно только, лучше это или хуже…

– Может быть, ты покажешь мне, что умеешь? Она протянула ему скрипку, но Джим немедленно спрятал руки за спину.

– Нет, мэм, я не могу. Это нехорошо.

– Это хорошо, потому что я сама тебя об этом прошу. Она видела, как взгляд мальчика застыл на скрипке. Было ясно, что в его душе борются страстное желание и то, что он считал приличиями. Но руки медленно поднялись и приняли скрипку.

– Боже мой, как же она блестит! – прошептал он. Кэролайн улыбнулась.

– Я была не намного старше тебя, когда в первый раз сыграла на этой скрипке.

И она унеслась памятью далеко-далеко, к тому вечеру, когда родители подарили ей «Страдивариус». Это произошло в ее гардеробной Филадельфийской академии музыки, она готовилась тогда к своему первому большому сольному концерту. Ей было шестнадцать. Кэролайн очень волновалась, ее только что едва не стошнило, и она уже собиралась отправиться в уборную, но туг вошли родители. На лице отца была написана бьющая через край гордость за нее. А мать переполняли честолюбивые надежды и опасения, что плохое самочувствие дочери может все испортить.

Кэролайн так никогда и не решила, чем явилась в тот далекий день эта скрипка – подарком, взяткой или угрозой. Но устоять перед ней она не смогла.

«Что же я играла, – подумала Кэролайн, – тогда, в гардеробной, пропитанной запахом цветов и канифоли? Моцарта», – вспомнила она и улыбнулась.

– Сыграй же мне, – сказала она и подала Джиму смычок.

Джим мысленно прикинул, что он играет лучше всего. Опустив скрипку на плечо, он легко провел смычком по струнам, пробуя звук, и затем начал «Соленую собаку».

Когда он кончил, затуманенный взгляд его прояснился, на лице появилась широкая улыбка. Он знал, что никогда еще лучше не играл, и плавно перешел к «Кэйзи Джонсу».

Кэролайн сидела на ручке кресла и внимательно наблюдала за Джимом. Да, он взял несколько неверных нот, и техника, разумеется, могла быть получше. Но она находилась под сильным впечатлением – не только от его игры, смелой и яркой, но и от его взгляда, который ясно говорил, что игра доставляет ему радость.

Ту самую радость, которой ее лишали почти двадцать пять лет. Или она сама себя ее лишила?

Джим пришел в себя и откашлялся. В его голове все еще звучала и пенилась музыка, от нее вибрировали пальцы. Но он боялся чересчур искушать судьбу.

– Это мне все показал старик Руперт. Но вашу музыку он не играет. Она... святая, наверное. Кэролайн невольно улыбнулась.

– Думаю, мы можем с тобой заключить сделку, Джим.

– Сделку, мэм?

– Ты покажешь мне то, чему еще научил тебя старик Руперт. А я взамен покажу тебе, как играть другие вещи.

Джим чувствовал, что руки у него вспотели, и он заставил себя вернуть мисс Уэверли скрипку, пока на ней не появились пятна.

– Я должен спросить у своего папы, – сказал он степенно, хотя сердце его готово было выскочить из груди.

– Я его сама попрошу. Разумеется, если ты хочешь.

– Конечно, хочу!

– Тогда подойди и смотри.

Кэролайн осталась сидеть, чтобы он мог видеть ее пальцы.