Виктория Егорова - Служанка двух господ

Ох, лучше не забивать себе голову, а потихоньку собирать факты и раскладывать их по полочкам. Тогда в один прекрасный момент они сами сложатся в картину. И что я буду с этой картиной делать? Продам кому-нибудь. Например, племянничку. Ему зачем-то очень нужно было, чтобы я залезла в Лехин компьютер и увидела там список из четырех фамилий. Понятно, что не судьба девочек его волновала. Он ищет убийцу родственника. И делает это тайно. Почему? Я вытащила лист бумаги и составила новую табличку.

Сергей Владимирович Убиты его сын и внучка. По общему мнению, он нашел убийцу и покарал его. Не хочет нового расследования. Почему?

Племянник Андрей Убиты его родственники. Ведет тайное расследование. Цель — неизвестна.

Лейтенант Леха Ведет расследование по заданию племянника. По легенде — распутывает серию. Цель — деньги.

Виктор Лечил всех погибших. Сейчас лечит Алю. Если он — убийца, то почему Сергей Владимирович против расследования?

Аля Сумасшедшая. Пациентка Виктора. По моим наблюдениям — влюблена в него по уши.

Я Марионетка в руках племянника и Лехи. Зачем меня подключили к расследованию? Неизвестно.

И какой из этого следует вывод? А вывод — парадоксальный. Одеваться — и топать на групповое занятие. Если я смогу понять маньяка, то смогу ответить на все остальные вопросы. А понять смогу, если как можно больше узнаю о себе.

Я очень надеялась, что все собравшиеся субботним утром в уютной комнате для групповых занятий приведут своих маньяков с собой. Но похоже, они оставили их дома. Во всяком случае, держали закрытыми в сумочках и карманах. Впрочем, и я не спешила доставать своего. Напротив, стоя на пороге комнаты, одарила всех присутствующих широкой улыбкой и чуть не упала, получив ответный залп — одиннадцать широченных неискренних улыбок, под которыми так удобно прятать страх. Самое смешное, что комната, в которую я вошла, удивительно напоминала вчерашний приют наркоманов. Особенно подушки на полу вместо мебели. Не подумайте ничего плохого. Ковер был великолепен, обои — дорогие, на окнах — жалюзи вместо копоти. Но на лицах собравшихся ясно читалось ожидание чуда, которое уже на подходе. Я выбрала две подушки помягче и устроилась в уголке, прикрыв глаза. Говорить о погоде не хотелось. Светлана сидела у противоположной стены, обхватив ноги руками и уткнувшись подбородком в колени. Казалось, она старается занимать как можно меньше места. И она снова меня не узнала, несмотря на мою вчерашнюю выходку. Она когда-нибудь смотрит по сторонам? Впрочем, мне это только на руку. Вряд ли она разоткровенничается перед человеком из больницы.

Тут вошла Марина Юрьевна и открыла встречу. Сначала она представилась и попросила называть себя по имени. Потом повесила на стену плакатик с пятиконечной звездой. Так звезды рисуют дети, одним касанием, не отрывая карандаш от бумаги. Выяснилось, что эта звезда и есть человек. А лучи — это наши голова, руки, ноги и туловище — посередине. А кроме того, это наши ум, чувства, дух, социальные потребности и телесные ощущения. Кажется, ничего не забыла. А все наши проблемы от того, что мы или слишком много думаем, или слишком много говорим. Причем думаем или говорим не о том, что с нами в данный момент происходит, а о том, что когда-то произошло или, как нам кажется, должно произойти. Поэтому нам надо эти непродуктивные мысли отбросить и сосредоточиться на «здесь и сейчас» — это во-первых. А во-вторых, слушать сигнал, который нам подает наше собственное тело. В общении с другими желательно отрешиться от привычки мерить всех на свой аршин. И постараться не возлагать на соседа ответственность за собственные чувства. Сразу это будет сделать трудно, поэтому Марина нам поможет. Ах да, нам еще не рекомендовалось задавать вопрос «почему», а уж если припрет о чем-то спросить, употреблять слова «как» и «зачем».

Это я так коротко пишу, Марина говорила дольше. Я успела слегка вздремнуть во время ее лекции. Но даже вступительному слову приходит конец. Теперь мы должны были составить что-то вроде устава группы: правила поведения, права и обязанности, распорядок работы и прочая чепуха. Каждый из присутствующих называл свое имя, род занятий и высказывал пожелания. Все говорили о конфиденциальности. Меня это рассмешило. О какой конфиденциальности может идти речь в этом городишке? Вообще, по моему глубокому убеждению, между порядочными людьми конфиденциальность подразумевается сама собой, поэтому настойчивость, с которой присутствующие говорили о ней, наводила на размышления. По крайней мере, мой личный маньяк оживился и высунул любопытный нос из заднего кармана. Когда очередь дошла до меня, я предложила включить в устав мое право съедать чужой обед. В комнате повисла тишина. Решив, что шутка не получилась, я пояснила, что готовить не люблю, в магазины ходить — тоже, в холодильнике у меня всегда пусто, а кушать я, напротив, очень люблю, особенно за чужой счет. Поэтому придется им добровольно делиться со мной продуктами, иначе я буду брать их без спроса. Я закончила свою маленькую речь и обвела глазами комнату. Все молчали. Только девушка у окна, студентка факультета психологии, сказала, что она будет свои продукты прятать. Это было смешно. Но она говорила всерьез. Если эти люди так относятся к своим бутербродам, то что будет, когда речь зайдет о чем-то важном? Я замолчала, засунула поглубже маньяка и поклялась себе не высовываться. Наконец устав был одобрен, оформлен и укреплен на стене. Теперь каждый мог видеть свои права и чужие обязанности. И контролировать, чтобы они не нарушались нахалками вроде меня. На этом подготовительный этап был завершен, и мы могли приступать к работе.

Все напряглись, будто впереди нас ждало рытье котлована. Я с удивлением отметила, как подобрались мои плечи и руки, словно готовясь взять лопату. Но мы всего лишь встали в круг. Теперь каждый должен был шагнуть вперед и сделать движение, которое отражало бы его настроение. А остальные — это движение повторить. Начала Марина. Ее жест можно было расшифровать, как «я готова кое-что вам предложить». И понеслось. Ах, какая я хорошая девочка, не так ли? Странно такому солидному человеку, как я, играть в эти детские игры, но посмотрим. Это, конечно, забавно, но за что я плачу деньги? Мне так больно, а вы веселитесь. Я хочу всем понравиться… Когда очередь дошла до меня, я выступила вперед, выбросила руки ладонями вверх — берите все, не жалко! — широко улыбнулась и скрутила две фиги. Круг замер. Кто-то рассердился, кто-то растерялся, кто-то досадовал на необходимость повторить вызывающий жест, а кое-кто уже сложил пальцы соответствующим образом. Вдруг девушка слева, та самая, что собиралась прятать от меня бутерброды, закрыла лицо руками и горько заплакала. Почему? Я всего лишь хотела разрушить слишком серьезную атмосферу. Но Галя разрыдалась не на шутку, забилась в уголок, только худенькие плечи вздрагивали над подушкой. Круг распался. Кто-то кинулся утешать Галочку, кто-то — накинулся на меня. По мне, так лучше всего было бы оставить Галю в покое. Наверное, Марина тоже так думала. Она велела утешителям вернуться на свои места и протянула Гале бумажную салфетку. Та продолжала плакать, но, лишенная поддержки, остановилась, вытерла глаза, покосилась на группу. Но группа уже забыла о ней, охваченная праведным гневом.