Мери Каммингс - Спецзадание для истинной леди

Не дав аэнбэшнику продолжить, Джек, лениво ухмыльнувшись, напомнил, что он здесь, в общем-то, сбоку припеку, никому не подчинен и никому ничем не обязан — а с собственной женой как-нибудь разберется и сам. Впрочем, замечание насчет невинных людей он принимает. И напоследок добавил:

— Кстати, если вы собираетесь «вставлять клизму» и моей жене — то не стоит!

— Это еще почему?! — обиделся Лэнгфорд. У него как раз имелось несколько ядовитых вопросов по поводу того, каким образом миссис Четтерсон собиралась в одиночку задержать вооруженного преступника — босоножкой оглушить, что ли? Не говоря уж о разгильдяйстве с передатчиком! «Бусики», понимаешь ли, ей больше идут!!!

— А она спит, — спокойно объяснил Джек, откинув полу залитого вином блейзера и продемонстрировав присутствующим приткнувшуюся у него подмышкой и уютно посапывающую Глэдис.

Возможно, именно это мирное зрелище настроило Лэнгфорда на другой лад, и совещание он закончил на мажорной ноте:

— А вообще, я доволен — сегодняшние события показали нам, что преступник все еще на острове…

Проснулась Глэдис рано, в ужасном состоянии — собственно, потому она и проснулась. Горели и ныли пятки, намятые вчера о камни, жутко болела голова, сосало под ложечкой — и при этом еще и тошнило!

Издав легкий стон, означавший: «Джек, ну сделай же что-нибудь!» — она повернула голову и увидела крепко спавшего рядом мужа — застонала громче и пихнула его локтем.

— Ну чего, проснулась уже? — лениво спросил он. В ответ Глэдис снова застонала и закрыла глаза. — Чего это с тобой?!

Заметил, слава богу! Пока до этого тюленя дойдет, тут и умереть можно! Да еще, небось, ухмыляется — по голосу слышно! Впрочем, она даже не могла сердиться на него всерьез — ей было слишком плохо.

— Та-ак, ясно, — раздалось над головой. (Нет, чтобы вскочить и бежать что-то делать! И все ему всегда сразу ясно!) — Что больше всего болит?

— Ноги! И голова тоже! И тошнит! И есть хочется!.. — начала Глэдис свой скорбный список.

— Ясно! — перебил он. А ведь она еще не успела сказать, что хочет пить и во рту противно! — Ну ничего, через час ты у нас будешь как огурчик!

— А почему через час? — томным голосом поинтересовалась она.

— Потому что через час тебе выходить к первому катеру!

Что?! К катеру?! Да он свихнулся, если смеет предполагать, что больная, можно сказать, умирающая женщина вылезет из постели, чтобы проверять какие-то дурацкие билеты! Ни за что!!!

Как ни странно, уже через полчаса Глэдис почувствовала себя куда лучше. Все это время Джек, не обращая внимания на слабые стоны и сопротивление, делал с ней, что хотел.

Заставил выпить целую пригоршню таблеток, а потом стакан пива, про которое сказал: «Вот тебе самое лучшее лекарство!» Отнес в душ и помыл — сначала в горячей, а потом — о ужас! — в холодной воде. Намазал краской, а заодно помассировал ноги (это было даже приятно).

Так что к тому времени, как им принесли завтрак, лицезрение яичницы с беконом уже не вызвало у Глэдис нового приступа тошноты — наоборот, она ожила настолько, что вспомнила все вчерашние отговорки Джека — «Я тебе потом скажу» — и потребовала немедленного отчета:

— А на меня правда было покушение? И где ты ухитрился так изгваздать новый блейзер?!

Оказывается, чтобы помириться с Глэдис, Джек придумал хитроумный план: раз она отказывается смотреть на него и разговаривать с ним, нужно заставить ее ревновать — и таким образом обратить на себя ее внимание! Для этого он подговорил медсестру из соседнего отеля (ту самую макаку!) поужинать с ним, честно объяснив (по его утверждению…), что не ухаживает за ней, а только хочет разыграть жену.

Они с медсестрой немного посидели в ресторане и, когда Джек убедился, что Глэдис клюнула на этот розыгрыш, медленно пошли в сторону пляжа. Он надеялся, что жена последует за ними и устроит скандал — вот тут можно будет ей все объяснить и попытаться помириться.

Но вместо этого, стоило им расположиться на видном месте на пляже (кстати, недалеко от парка, где бродила Глэдис) и начать разливать по бокалам шампанское (к сожалению, красное…), как чья-то меткая пуля разбила бокал в руке макаки!

Выстрела они не услышали — наверное, стреляли с глушителем — а потому не сразу поняли, в чем дело, и преступник успел выстрелить снова, расколов второй пулей еще и бутылку (отсюда залитая вином одежда Джека).

Укрывшись под скамейкой, подождав немножко и убедившись, что выстрелов больше нет, Джек отвел пострадавшую медсестру (осколком стекла ей порезало руку) прямо к Лэнгфорду и рассказал ему о происшедшем. Тот страшно забеспокоился, сразу сообразив, что покушались на самом деле не на нее — действительно, кому она нужна?! — а на Глэдис.

— Понимаешь, вы здорово похожи, — объяснил Джек, но тут же быстро поправился: — Конечно… издалека и при плохом освещении!

Слава богу, а то она уже хотела было возмутиться — как их можно вообще сравнивать?

— Вот и все, — закончил Джек. — Так что теперь, дорогая, мы окончательно под домашним арестом — Лэнгфорд распорядился, чтобы ни ты, ни я не выходили из номера незамаскированные и без сопровождения. И больше никаких ресторанов! Кстати, вот тебе твой передатчик!

— А где ты его нашел? — поинтересовалась Глэдис, принимая красно-золотой кулон. Ладно, раз уж нашелся, придется надеть белое платье — к нему он вроде бы идет…

— У Панча отобрал. Он с ним играл — за шнурок по номеру таскал. Когда Лэнгфорд это увидел, ему чуть дурно не стало.

— У-у, изверг! — нежно сказала Глэдис, погладив Панча по розовенькому носику и тайком сунув ему кусочек бекона.

Как ни старался Лэнгфорд, скрыть вчерашние события, уже к обеду по отелю поползли слухи.

Оказывается, та самая престарелая кинозвезда, которая поселилась на двенадцатом этаже, застала своего молодого красавца-жениха с посторонней женщиной — прямо на пляже, представляете?!! — и выстрелила в него из подвернувшегося под руку «Магнума». И теперь он лежит в ее номере в критическом состоянии — пуля попала ему прямо в живот, просто море крови, ужас, ужас!!! — а раскаявшаяся кинозвезда не отходит от его постели и собирается наложить на себя руки!

Основой для всех этих сплетен послужила залитая красным вином одежда Джека, которую тот, не подумав о последствиях, сдал в химчистку гостиницы…

Глэдис же только днем вспомнила, что ее муж в своем объяснении упустил одну важную подробность, и незамедлительно поинтересовалась:

— А откуда ты вообще знаешь… эту самую медсестру?

На этот раз Джек тщательно подготовился к возможным вопросам и, не моргнув глазом, выдал благонравный ответ:

— Я в прошлом году тут плавал — и порезался ногой об кораллы. Она меня тогда перевязывала и укол делала, — в доказательство был предъявлен небольшой шрам на ноге.