Анна Бобылева - Саботаж

Правитель приблизился и положил руку ему на плечо. Прикосновение было тёплым, родным, и призывало проститься.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, сын, — отстранено звучал его голос. — Сегодня мне пришлось спасать внука, как когда-то дочь, — он тоже плакал. — Я прошу позволения, называть тебя сыном. — Рем поднял переполненные болью глаза, и кивнул.

— Ты был прав, — выдавил он. — Ты был прав.

Ларо схватил его за шею, вынуждая отпустить Мари, и обнял.

Оли отстреливался битый час, а отщепенцы не отступали. Лучевой заряд угодил в ногу, когда он перекатывался за ограждением, и пробил её насквозь. «Повезло, что не задело артерию». С другого фланга также гремели раскаты выстрелов. Ветер бил в лицо, не хуже реального противника, и сдвигал с места людей. Малогабаритных мотало, как кукол, волоча по земле. Ничто не останавливало озлобленных бунтарей. «Конец света им по барабану», — бухтел вояка, перетягивая жгутом ногу, истекавшую кровью. В момент пурга заволокла город, крупные хлопья сыпали с небес белой стеной. Выстрелы стихли. «Ну, спасибо!», — подумал он, поднимая глаза к небу. Передышка оказалась, как нельзя кстати. Передатчик мигал и протяжно пищал в кармане.

— Приём! Рыжий! — Связь хромала, и он не видел лица собеседника.

— Здесь я, — буркнул Оли, силясь придумать прозвище наглецу. На ум не приходило ничего, кроме «рыбий». Хохотнул, вспоминая глаза главного стража.

— У нас тихо! Всех перебили! Веду отряд к твоей границе! — шагал, картинка прыгала. — Держись!

Он устроился на снегу и лежал, разглядывая хлопья, парившие в воздухе. Они кружились и таяли на испещрённом шрамами лице. Оли выставил язык, ловя снежинки, как в детстве. Рыжий мальчишка с веснушками, россыпью облепившими лицо, всегда был одинок. Удивительно, ведь он вырос во времена, когда Магнусы ещё считались с маленькими людьми. Возможно, поэтому так и не смог подчиниться. «Как и она». Вспомнились глаза жены — глубокие, чёрные озёра, сверкавшие масляной гладью. Зажмурившись, уловил протяжный свист вдалеке. Волоча за собой ногу, подполз ближе. Пурга не давала рассмотреть источник звука, передатчик вновь заморгал.

— Подай сигнал! — крикнул Нерп.

Он набрал в грудь воздуха, закричал, и через минуту отряд появился в зоне видимости.

Рассевшись на снегу, они разводили костры, благо ветер стих и позволил согреться. У ребят оказались припасы, и он с удовольствием перекусил, набираясь сил. Нерп присел рядом, выудил из-за пазухи иглу и телесную нить.

— Приступим, — обыденно сказал он, и начал зашивать. Оли терпеливо затаил дыхание. Чуть ниже новой раны притаилась былая, опоясывающая ногу выше колена. Нерп на неё покосился. — Кость прошло? — с интересом спросил он.

— Да, срослась черти как. А говорят, даже молния в одно место не ударит дважды! — Они рассмеялись, глаза стража чудно уплывали за радужку.

— Скоро всему конец, а они не угомонятся никак, — щурился рыбий глаз.

— У них своя война, — отрешенно произнёс он, и собеседник кивнул.

Так уж вышло, что Оли сидел лицом к городу, и невольно на фоне снегопада заметил другие цвета. Догадавшись в чём дело, резко вскочил, и острая игла осталась в ноге.

— Атака! — крикнул он во всё горло.

Ребята повскакивали и схватились за оружие. Нерп ловко выстроил их в ряды, сказывались каждодневные тренировки, ни проблеска паники. Бунтари бежали, на ходу паля из пистолетов. Лучевые заряды практически бесшумно косили противника, а древнее оружие грохотало, разносясь по округе. Оли притаился за бугром, набросал на одежду снега для маскировки, и отсеивал их точными выстрелами.

В центе атаки показался длинный и могучий Магнус. Он мчался, сметая на пути опытных бойцов. Даже без оружия Ярим был смертельно опасен, глаза горели огнём отмщения. Выстрелы впивались ему в грудь и плечи, но он не сбавлял обороты. Настигнув отряд неприятеля, одним движением он свернул Нерпу шею. Вояка позабыл, как дышать. Разъярённый Магнус проламывал черепушки, словно орехи колол. Оли пытался прицелиться, но руки дрожали. «Соберись! Ну, же!», — приказал он себе, и на выдохе выстрелил. Заряд угодил исполину в ухо, окровавленный кусочек упал на снег. Ярим развернулся и отыскал источник глазами. Звериный оскал, неистовый крик, и вот он уже несётся к цели. Вояка вскочил, сбрасывая снежный камуфляж, и заковылял, оттягивая момент встречи, который приближался стремительно. В затяжном прыжке Ярим выставил громадный кулак. Удар пришёлся точно в лоб, и Оли рухнул на землю, теряя сознание. Очередь выстрелов тут же накрыла Магнуса. Он сотрясался, безумно улыбаясь, упал на колени, выплюнул сгусток крови, и сполз на бок.

Рем безутешно горевал, не покидая тела любимой. Никто не смог отговорить его отойти от злосчастной койки. Он плакал так долго, что веки опухли, нависая теперь над глазами. Маленький человек потерял смысл своего существования. Как ни парадоксально, уговоры и увещевания о необходимости заботы о крохе не возымели должного эффекта. Он не мог представить жизнь без Мари, ждал, что она вот-вот очнётся, и кошмар закончится. Рассудок помутился. «Проклятая надежда!», — сильней прижался к жене — холодной и твёрдой, а затем закрыл ей глаза, и вновь разрыдался. Нестерпимо больно было смотреть в них: безликие, потухшие, но всё же родные. Промелькнула мысль, что он обязан совершить погребение. Мари этого заслуживала. Однако земля промёрзла, и выкопать хотя бы на метр вряд ли получится. Оставить её здесь он тоже не мог.

В палату ворвалась Амина, полы балахона взметнулись, помещение заполнил треск, издаваемый загадочным хребтом. Резким движением она схватила его за шею и поставила на ноги.

— Приди в себя! — взревела неистово. Он хлопнул ресницами, и вернулся на койку, отворачиваясь.

Вибрации коснулись кожи, она злилась. Девушка вновь подняла его на ноги, и зарядила оглушительную пощечину. Он не чувствовал боли, только щека слегка припухла и покраснела. Тогда она ударила его ещё, и ещё! Вибрации колыхали балахон, а она наносила удар за ударом, крича и заливаясь слезами. Бессмысленно. Он устало опустился на койку, подруга вздохнула.

— Я видела твоего сына, — пустила в ход козырь, и на измученном лице мужчины возник интерес. — Не знаю, как объяснить. Я дотронулась до живота Мари, и увидела. Он был взрослым, и махал мне рукой, — утирала она слезы.

— Какой он? — глухо спросил Рем, ощутив укол совести.

— Глаза и волосы, как у неё, — перевела взгляд на неподвижное тело подруги, — и твой горбатый нос. — Он нервно рассмеялся, и затих. — Идём. Ты нужен сыну, — она затаила дыхание, треск хребта прекратился.

Рем поднялся, вяло подошёл к другой койке, сорвал покрывало, вернулся и накрыл им Мари.