Елена Арсеньева - Прекрасна и очень опасна

– Да какая мне разница? – пожала плечами Лида. – Макли какие-нибудь финансовые, грязные игры…

– И опять вы правы, – кивнул Амнуэль. – Только в эти игры играл не сам Валерик, а его папа, дослужившийся к тому времени до третьего секретаря обкома партии. И впрямь – роль секретаря по идеологии была написана просто-таки для него, потому что этот человек обладал совершенно незаурядным политическим чутьем. Уже тогда он почуял ветер перемен и понесся по этому ветру очень споро. Помните такой персонаж нашей истории – Глеба Чужанина? Первый демократический губернатор Нижегородчины?

– А то! – усмехнулась Лида. – Кто же его не помнит? Думаю, он нам всем навеки в память врезался. Потом в министры угодил по воле Первого Папаши. Этакий политический попугай.

– Ну так вот: Майданский-пэр был одним из его столпов – нелегальных, понятное дело. И советами помогал, и финансами, и связями. Ну а когда Чужанин воссел на губернаторский трон, он сполна расплатился со своими «столпами». Тогда шла приватизация как ошалелая. Майданский-папаша получил нехилое количество акций Нефте – и Газпрома, а также автозавода, парочку бензоколонок в живеньких местечках, два дома на Большой Покровской улице, которые немедленно и очень выгодно сдал в аренду надежным и богатым людям, и вдобавок ко всему – место в правлении акционерной компании «Волжское пиво». И все это унаследовал от него Валерик – кроме места в правлении пивного заводика, потому что его папаша продал за очень нехилую сумму, когда почуял, что дни его сочтены и канцер, сиречь рак, скоро окончательно его сожрет. Однако Валерий получил от отца деньги за это тепленькое местечко! А надо сказать, что молодой Майданский при всей своей гнусности был далеко не дурак. Деньги он считать умел и делать их умел. Кстати! – превесело воскликнул вдруг Амнуэль. – Вы знаете, что это такое? – И он вытянул руку, сжатую в кулак, из которого торчали указательный и большой палец, сложенные в щепоть.

– Ну… наверное, перстное сложение староверов для того, чтобы осенить себя крестным знамением, – нерешительно предположила Лида.

– Горе от ума! – сожалеючи посмотрел на нее Амнуэль. – Вот уж правда, что горе от ума! Это, – он повторил жест, – означает, что перед вами мертвый еврей! Потому что живой еврей делает вот так! – И он быстро-быстро зашевелил сложенными в щепоть пальцами. – Вот такими были оба Майданские, что пэр, что фис, [7]даром что были как бы русские. Но, – загадочно усмехнулся адвокат, – подозреваю, что Майя Михайловна тоже унаследовала деловую хватку своего собственного папеньки, творческого человека Нефедова, который когда-то пустил дочь в оборот, словно разменную монету. После смерти мужа она не стала соваться в дела, в которых ни черта не понимает, наняла толковых управляющих, а сама занялась тем, чем ей хочется заниматься: поет в собственном клубе, с новым мужем. Я его не знаю, но, говорят, очень талантливый музыкант.

– Не знаю, я его видела, но ни пения, ни игры не слышала, может, он и талантливый, только шибко молодой и какой-то забитый с виду, – пробормотала Лида, пытаясь уложить в голове ворох полученной информации. Да, вот это называется – метил в волка, а попал в медведя! Теперь она знает и о процессе, и обо всей этой истории не просто много – даже больше, чем нужно! Как бы осмыслить все это?! И все же… и все же так и нет ответа на два главных вопроса. Первый – прежний: почему Майю хватил припадок при виде Лиды? Если Майя была так уж признательна Сергею, вроде бы не с чего до удушья пугаться его сестры. Да и второй вопрос – тоже прежний: почему Сергей ушел из жизни в сопровождении этих щемящих и непонятных слов:

Что, что, что значили они для него? Ведь он не мог слышать эту песню раньше: клуб открылся какой-то месяц назад. Нет… Сергей умер в феврале, а песня уже была записана на пленке. Ну, наверное, Майя ее исполнила где-то, и песня так поразила Сергея, что заменила ему друга, которого просят проводить тебя в последний путь.

Кстати, а не стучится ли Лида в запертые ворота? Возможно, песня просто нравилась Сергею – безотносительно к личности Майи Майданской. Очень может быть, что он даже и не знал, кто это поет.

Чушь, конечно. Точно так же можно ведь подумать, будто Майя испугалась, увидев Лиду, из-за того, что еще в те стародавние времена, во Дворце пионеров, они когда-то поссорились из-за чего-нибудь… ну, не знаю, места в раздевалке, что ли!

Вот именно что чушь. Остаются вопросы без ответов… И тут уж даже самый разговорчивый из адвокатов не поможет. Надо Лиде искать ответы самой… Или не искать вовсе?

Но и ответ на этот судьбоносный вопрос: искать или не искать?! – она должна дать себе сама.

Ошибка вышла! Ничего ей решать не пришлось. Оказывается, «ответ» в это время уже был в пути.

– Ой, ты пришла? – Виталий так и замер на пороге кабинета.

– Ну да. Мы же договорились…

Майя растерялась. Очень уж странное у него было выражение лица. Такое ощущение, что Виталий ужасно испугался.

Глупости, конечно. Чего бы ему так пугаться?

А может, она не вовремя пришла? Ну и что?

Нет, это все игра дурацкого освещения. Как неприятно здесь все-таки, в рентгенкабинете. Окна завешены, свет тусклый – его дает какой-то матовый экран над столом. На экран пришпилены два рентгеновских снимка. Наверное, они имеют отношение вон к той бабульке, которая переминается около стола. Худенькая такая бабулька, в слишком большом для нее фланелевом больничном халате.

– Ой, ты извини, – словно бы спохватился Виталий, потирая лоб и отступая от двери. – Меня сегодня что-то затуркали. Сроду такой запарки перед Новым годом не было. С утра народ потоком идет. Проходи, Майя, садись вон там, в кресло. Я сейчас освобожусь и тебя посмотрю. Ты не одна?..

Это он Олега заметил.

– Познакомься, Виталик, это мой муж Олег. Ничего, что мы вместе?

– Да ради бога, – пожал плечами Виталий. – Только вам, наверное, лучше здесь, в коридоре, подождать?

Майя вздохнула с облегчением. Она хотела поехать к Виталию одна, потому что в глубине души все-таки побаивалась этого визита. Нет, не самого рентгена, конечно, а его результатов. Мало ли что может быть, в самом-то деле! Она ведь кашляет уже вторые сутки, а количество платков, которые надо прятать от Олега, значительно увеличилось. Словом, Майя предпочла бы выслушать приговор – любой! – одна. Но Олег уперся: поедем вместе. Таким упрямым и злым Майя его никогда не видела. Она даже испугалась немножко. И вдруг так захотелось встречать страшные вести не одной! Она прежде всегда была одна, всю жизнь, зачем же возвращаться к тому жуткому состоянию? Короче, она позволила Олегу поехать и проводить себя до кабинета, однако откровенно обрадовалась, когда Виталий велел ему остаться в коридоре. Все-таки первый приговор она выслушает сама. А Олег узнает только то, что Майя сочтет нужным ему сказать.