Елена Арсеньева - Сыщица начала века

– Не мог, – киваю я. – Это было бы смешно, верно? А за Хоботовым все-таки съездили? За Петровским?

Георгий пожимает плечами:

– Они были в прокуратуре, когда я привез туда арестованных. И потом, не равняй начальника сыскной полиции и старшего следователя – и себя. Так ты будешь меня слушать или нет?

– Да я и слушаю.

– Итак, Наталья прочла это письмо и сразу поняла, что не все так просто со смертью ее мужа. Она заподозрила, что Николай стал жертвой шантажа и покончил с собой, испугавшись угроз. Наверное, у шантажиста и в самом деле были какие-то веские доказательства того, что именно Николай расквитался со своим отцом за смерть Стефании, послал к нему наемного убийцу… Конечно, это письмо было не первым. Вымогатель наверняка уже брал с Самойлова деньги раньше, и в конце концов тот понял, что это будет длиться бесконечно. Да и сумма была запрошена непомерная… И Самойлов предпочел разом все оборвать. Наталья, конечно, не знала, кто этот человек. Эта мысль, что она не может отомстить за смерть мужа, стала ее навязчивой идеей. В конце концов Лешковский, который испугался за ее душевное здоровье, решил увезти сестру из Минска. И увез – в Нижний Новгород.

В то же время в Минске жил и доктор Виллим Янович Вильбушевич. Как-то раз к нему пришла на прием молоденькая и хорошенькая женщина, которая жаловалась на жестокую бессонницу. Вильбушевич прописал ей снотворное, а когда снадобье не помогло, выписал и другое. Не помогло и это; вдобавок она стала жаловаться на головные боли и попросила опия. Вильбушевич выписал ей настойку опия, и больше пациентка не появлялась. Он и забыл про нее, убежденный, что лекарство помогло. А вскоре Вильбушевич получил письмо за подписью, как ты можешь догадаться, Ч.О. Милвертона. В послании было написано, что недавно отдал богу душу некий промышленник по имени Антон Антонович Харламов. Его наследницей осталась молодая вдова. При жизни мужа она была очень заботливой женой. Однажды, заботясь о его здоровье и убежденная, что лучшее лекарство от бед – это крепкий сон, она усыпила его с помощью настойки опия, которую ей дал любовник – доктор Вильбушевич. Автор послания требовал денег и обещал в противном случае сделать эту историю достоянием гласности.

Вильбушевич, который свою пациентку не только пальцем не тронул, но и мыслей-то никаких греховных о ней не имел, страшно возмутился и платить отказался, а вместо этого отправился к вдовушке, чтобы ее пристыдить: зачем-де распространяет о нем непристойные слухи? Он встретил лишь призрак прежней красавицы. Она поклялась, что и не думала его оговаривать. Оказывается, шантажист донимал и ее, а рыльце у вдовы было и впрямь в пушку. Поэтому она платила, сколько с нее требовали, каждую минуту трясясь от страха разоблачения… Тем временем Вильбушевичу пришло новое письмо, где шантажист уверял, что получил показания его помощницы-фельдшерицы, которая готова подтвердить: он давал опий женщине, своей любовнице. Эту фельдшерицу Вильбушевич недавно выгнал и понял, что она всего лишь хочет отомстить ему, но… он вовсе не был смельчаком. Настойку опия он давал пациентке? Давал! Промышленник умер? Умер… Кроме того, у Вильбушевича уже были на совести некоторые мелкие грешки, за которые его вполне могли лишить права практиковать. Он пораскинул мозгами и понял, что доказать свою невиновность не сможет, придется выкладывать деньги. Однако он вовсе не был богат. Заплатил шантажисту за молчание раз, другой, а потом понял, что этот негодяй вскоре приведет его к разорению. Вильбушевич посоветовался с дочерью – и та предложила уехать в Нижний Новгород, куда совсем недавно перебрался ее бывший любовник Евгений Лешковский. Луиза была в него влюблена по уши, только и мечтала выйти за него замуж, однако вот беда: Наталья Самойлова на дух Луизу не выносила, а Лешковский опасался раздражать богатую сестрицу, которая теперь щедро снабжала его деньгами для покупки старинных книг и слушалась каждого его слова. Поэтому он покинул Луизу, однако все же был искренне рад, когда она перебралась в Нижний Новгород и их тайные встречи возобновились.

Некоторое время Самойлова, Лешковский и Вильбушевичи прожили спокойно. А потом вдруг на прием к доктору явился некий невзрачный, тщедушный человек – и напомнил о той старинной истории. Теперь Милвертон сбросил маску… ты, наверное, уже догадалась, кем он был?

– Конечно, догадалась, – говорю я не без некоторого самодовольства. – Сразу, как только прочла письмо! Эту фамилию мог взять только человек, который без ума от рассказов Конан Дойла. Вроде тебя – или Сергиенко.

– Нет уж, вообразить меня в качестве шантажиста невозможно! – смеется Георгий. – Да и в Минске я отродясь не бывал. Итак, Сергиенко назвался Вильбушевичу, рассказал об источниках своей осведомленности: он работал письмоводителем в минской сыскной полиции, а потом и в прокуратуре, имел доступ к сведениям обо всех совершавшихся в городе преступлениях – а еще обладал невероятным нюхом на дела сомнительного свойства, на слабости человеческие, которыми можно поживиться. Он мог бы нажить огромное состояние шантажом, однако Сергиенко был еще страстный игрок и просаживал за картами все, что умудрялся, так сказать, «заработать». То есть Вильбушевич понял: он остается «источником дохода» для негодяя. Вдобавок Сергиенко потребовал, чтобы Луиза Вильбушевич стала его любовницей. Этот человек и впрямь имел невероятное чутье на все темные дела и делишки. Каким образом он проведал, что Луиза несколько раз делала тайные аборты, – неведомо, однако проведал… Луиза знала, что, откройся это, ей прямая дорога в тюрьму, – и вынуждена была согласиться на гнусные требования Сергиенко.

Между тем Лешковский заподозрил свою подругу в измене, и Луиза принуждена была рассказать ему, что жертвует собой ради отца. Лешковский мгновенно понял, что в Нижний перебрался тот самый человек, который некогда довел до самоубийства его зятя, и рассказал об этом сестре.

– Зачем? – удивляюсь я.

– То-то и оно… Лешковский постепенно утрачивал влияние на сестру. Она познакомилась с Сергеем Красильщиковым, начался роман… Лешковский встревожился, что дело может закончиться браком, и тогда он лишится возможности распоряжаться деньгами сестры как своими собственными. И решил отвлечь ее от Красильщикова самым действенным способом: рассказав о том, что Сергиенко теперь живет в Нижнем. Расчет оказался верен. Наталья вовсе не забыла покойного мужа, ненависть к его погубителю вспыхнула с новой силой. Она была готова на все, чтобы ему отомстить. Лешковский умело подогревал это страстное желание. Как ты помнишь, он был любителем старинных рукописей и знатоком мертвых языков. И вот как-то раз среди средневековых манускриптов ему попался на глаза один, где подробнейшим образом рассказывалось, как сделать человека рабом своего страстного желания. О нет, здесь шла речь не о любви, как в известном романе «Трильби»! Свенгали не более чем гипнотизер, шарлатан, а Лешковский воздействовал на сестру более изощренными методами. Ему надоело пользоваться ее щедротами: он решил получить ее деньги, сжив Наталью со свету, но методом столь хитрым и непостижимым, что заподозрить его в убийстве не могла бы ни одна живая душа. Одновременно он хотел прикончить и Сергиенко, избавить от него Луизу: одним ударом убить двух зайцев. Итак, сначала Лешковский укрепил в душе своей ветреной сестры желание отомстить Милвертону, а потом принялся делать ее послушным орудием этого желания.