Нина Баскакова - Партион [СИ]

— Почему?

— Потому что я метр семьдесят пять. Для них я великан в юбки. Еще и грудь четвертого размера. Да и сама я дама не маленькая. Представляешь, как я с таким мелким женихом смотреться буду?

— Ты слишком предвзята ко всему относишься. Рост и возраст не могут быть помехой любви.

— А ты слишком романтична для жестянки, — ответила я, продолжая чтение. — Кстати, живут они столько же сколько и люди. Мы правда во многом похожи, но и много различий в строение органов. Их месторасположение.

— Ты замуж собираешься или препарировать кого-то будешь?

— Я врач. Вдруг придётся мужа с того света вытаскивать? Представляешь, вскрою я ему живот, чтоб пулю достать, а там органы не так расположены.

— Тогда ты его убьёшь.

— Вот-вот. Поэтому не мешай мне знакомиться с анатомией будущего мужа.

Роботы. Они меня раздражали, но меньше людей. Люди были глупы по своей воли. Роботы же были такими, потому что им задал такую программу человек. Всё равно это раздражало. Дни тянулись медленно. Раз в несколько дней ко мне заглядывал корабельный врач. Снимал показания с робота, интересовался моим самочувствием. Я так и не могла понять искреннее ли это было желание узнать как я себя чувствую или он спрашивал потому что так было надо. Хотя кто я была для него? Случайный человек, который сломался. Чего мной интересоваться? Отметит в карточке, что я всё ещё «опасна для общества» и продолжит заниматься повседневными делами.

— Арина, вот объясни мне, как ты оказалась здесь? Ты больше половины своей жизни летаешь. Дипломированный врач, который прошёл полное обучение. Ты хочешь сказать, что не можешь переносить полёт? Что у тебя началась депрессия из-за полёта?! — как-то не выдержал он.

— А чего? Я разве не человек? Или сделана из камня? — в свою очередь спросила я.

— Человек. А какой ты человек? Ты понимаешь, что после твоих чудачеств тебя больше не возьмут ни на один корабль?

— И? Думаешь я чего-то потеряю? Я терпеть не могу космос. Не люблю летать. И я не смогу выбраться с Партиона.

— Почему? Контракт всего лишь на пять лет, — он сел рядом со мной на койку. — Пять лет запрета на вылет. Итого десять лет. За это время ты пройдёшь хорошую практику. Проведёшь какие-нибудь исследования. Вернёшься знаменитым врачем или учёным.

— Я не вернусь на Землю, — упрямо повторила я. — Ты веришь в предчувствия?

— Когда как. Чаще всего предчувствия это подсознательный анализ…

— Давай не будем мне лекции читать. Я от жестянки их на всю жизнь наслушалась. Тут дело в другом. Это не анализ. Не мои страхи. Но я почему-то знаю, что меня эта планета не отпустит. Тут нет логики. Нет каких-то знаний. Просто факт: что бы я ни делала, как бы не пыталась с неё улететь, она меня не отпустит. И это злит.

— Да, тяжёлый случай, злится на то, чего ты не можешь точно знать, — усмехнулся доктор. — Хотя был у меня случай похожий. Я ведь не хотел в медицину идти. Вначале мечтал пилотом стать. Но по дороге на экзамены авария случилась. Я мимо шёл. Начал помогать первую помощь оказывать. Потом опоздал на экзамены, но успел на другие. Думал, что потом переучусь. Возьму вторую профессию, а всё не складывалось. Один раз полностью решил уйти из медицины. С товарищем открыли компанию на одной планете, а всё равно здесь оказался. Порой у судьбы на нас свои планы, как бы на неё не обижались. И не всегда эти планы такие уж печальные.

— А всё равно неприятно.

— Пойдём я тебя чаем с конфетами напою? М? И вся хандра пройдёт.

— Конфеты — это хорошо, — вздохнув, согласилась я.

Остаток пути я провела в компании пожилого доктора, который сорок лет бороздил просторы космоса. Общение с ним было неожиданно приятным или это конфеты подкупили, но остаток путешествия я провела в приятной компании, а моя железяка вправляла мозг очерёдному страдальцу, который не готов был к холодному космосу.

Мы уже сутки стояли на орбите Партиона, но посадку нам не давали. Капитан говорил, что мешает плохая погода. Надо ждать. Я не особо в это верила. Не знаю почему, но не верила. Может из-за того, что капитан вышел к нам весь красный и взволнованный? Но овцы, что летели вместе со мной, это съели и стали ждать, когда «наладиться погода». Ждать. Вот этого я терпеть не могла. Ожидание убивало. Да проще кинуться в пекло событий, чем ждать у моря погоды.

— У нас гости, — быстро передал мне доктор, а сам поторопился в рубку на капитанский мостик.

Гости. Осталось только понять с хорошими они вестями или нет. Ждать ответа пришлось недолго. Земляне. Военные. Уже интересно.

— Так как на Партионе карантин, то высадка новых колонистов запрещена, — сказал высокий мужчина с худым лицом и впалыми глазами. Карантин. Так чего они сюда притащились? Нас перезаражать? Если карантин, то корабли проходят мимо, чтоб не распространить заразу. Так что врут товарищи военные. Врут и не краснеют. — В связи с непредвиденной ситуацией, вы будете перенаправлены в колонию на Нарксане. Это колония третьего типа. Все льготы останутся при вас.

Он ещё что-то говорил, но я его уже не слушала. Третий тип! Это же почти цивилизация. Там намного лучше, чем на Партионе. И там нет иноземных рас. Совсем здорово. Я внутри вся ликовала, но мою радость обрубили на корню.

— …Здесь же останутся военные и медперсонал, — закончил он. Я хотела переспросить, чего он там говорил, но сдержалась. Так понятно. Раз эпидемия, то медики остаются всех лечить. Эх, а счастье было так близко. Но мне пришлось закатать губу и идти в грузовой отсек за своими вещами. А всё равно здесь было что-то нечисто.

Нас не очень много погрузилось в шаттл, аж целых семь человек, включая меня. Пять бывших военных, которые прошли огонь и воду, чтоб потом осесть на далёкой планете и обзавестись семьёй. Все старые, лет под пятьдесят, со шрамами, злыми или уставшими глазами. Хороши женихи. А что? Мне железяка рекомендовала выйти замуж. Вот и надо подыскивать себе партию. Например, того хмурого, с имплантатом вместо глаза. Правильно, чем страшнее мужик, тем лучше. И пусть я сама его испугаюсь, если резко ночью свет включу, так но и враги бояться будут. Никто приставать не станет. Вот был бы рядом Денис, так была бы хоть какая-то защита. Так же я одна наедине с вояками. В полевых условиях какой-то эпидемии, когда за жизнь человек держаться меньше всего. Там же животные инстинкты часто над разумом преобладают. Один инстинкт — размножение.

— Нравлюсь? — нагло спросил одноглазый, заметив, что я на него неприлично долго пялюсь.

— Очень, — ответила я. Он заржал. А я поняла, что нервничаю. Мне действительно было страшно. Сидя в шаттле я поняла в какую яму мне довелось угодить. Ведь здесь могло не быть законов, к которым мы так привыкли. Дикие земли. Законы на них пишут сами люди. Это только в прейскурантах пишут, что здесь хорошо, птички, бабочки и милые рожи, которые на деле оказываются беззубые и безглазые.