Нина Баскакова - Партион [СИ]

Ещё вдалеке я заметила Санта. Хотела к нему подойти. Тем более он мне помахал, показав, что заметил меня. Он стоял в окружение трёх солдат. О чём-то с ними разговаривал. Пока я пробиралась в толпе, то услышала спор. Спорила местная женщина и землянин, который занимался животноводством рядом с городом. Я как-то с ним пересекалась. Он зазывал меня купить у него молока. Не знаю почему, но у него молоко было жидкое. Чуть ли не вода. Творог было есть невозможно. Плеваться хотелось. У местных продукты были вкуснее, поэтому я не стала его постоянной покупательницей.

— Это моё место! Оно уже три сотни месяцов принадлежит моей семье! — кричала торговка. Местные жители исчисляли всё в месяцах. На планете было в году шестнадцать месяцев по тридцать два — тридцать три дня. Их год шёл как полтора года на земле. Получается, что торговка владела этим местом на рынке около восемнадцати лет. Внушительный срок.

— Не понимаю, о чём ты бормочешь. Теперь я здесь торговать буду! — ставя прицеп с товаром, ответил мужчина.

— Да ты… Захватчик недоделанный! — выпалила женщина. Землянин оттолкнул её столы, на которых лежали сотканные половики и скатерти. Всё это полетело на землю. Она хотела их поднять, но ей было тяжело, потому что мешал большой живот. Её соплеменники отводили глаза, боясь связываться с чужаками. Земляне смеялись. Я поставила корзину и стала помогать собирать разбросанный товар. Так захватчик места специально поставил машину в то место, куда мы сложили разбросанные половики. Прям на них. А возмущавшуюся женщину грубо оттолкнул. Она упала.

— Что ты творишь? Не видишь, что она ребёнка ждёт? — накинулась я уже на него.

— И чего? — сказал он, смотря на меня взглядом годовалого бычка.

— А вот твою жену какой-то урод толкнёт, то я посмотрю на твою реакцию!

— Ты меня уродом назвала? — взвился мужик.

— Урод и козёл, — ответила я.

— Да ты! — он на меня с кулаками хотел накинуться. Я отскочила к его прицепу. Он на него налетел. Опрокинул. Ему бросились на помощь соотечественники. На меня косились.

— Пойдём отсюда, — предложила я женщине. Та уже была на ногах и со злорадством смотрела на разливающееся молоко и жидкий творог, которые уже образовывали вонючую лужу.

— Пойдём, — согласилась она. — Всё равно доказать ничего не получиться. Я всё равно выживу. Только обидно. У меня здесь ещё мать торговала, пока не уехала в другой город. А я на её место пришла. А эти приходят на всё готовое и нас гонят. Вот что за несправедливость? Как они могут жить по солнцем после этого?

— Глупые потому что. Не понимают, что творят, — ответила я. — Как себя чувствуешь?

— Нормально. Но обидно, — хлюпнув носом, ответила она.

— Конфету? У меня есть кислые, сладкие, соленные.

— А зачем тебе кислые и солёные конфеты? — на её лице появилась улыбка.

— Так попробуй, а потом поймёшь, — ответила я.

— Давай сюда зайдём, — сказала она, сворачивая во двор. Такие дворы были одни на несколько домов. В него выходили чёрные ходы. Здесь была детская площадка, фонтанчик, кустики и лавочки. Сейчас во дворе никого не было. Утром люди занимались делами. Дети учились. По вечерам площадки наполнялись смехом и разговорами.

— Меня Рена зовут.

— Арина.

Рена села на скамейку у фонтана. Я рядом. Мы еле конфеты, запивали их свежим молоком и думали каждая о своём. Я о не справедливости в этом мире. Рена наверное об испорченном товаре.

— У тебя проблемы будут, — сказала она.

— Почему ты так думаешь?

— Травить начнут. Вы же как стая. Один за всех и всё за одного. Даже если не правы.

— Вы также себя ведёте.

— Нет. Не так. Если кто-то не прав, то порицают всё.

— А если человек признал ошибку? Вы продолжите его травить?

— Зависит от многого. Не всё так просто.

— Что было бы, если спор из-за места возник у вас? — спросила я.

— Мы пошли бы к судье. Он выслушал бы нас. Свидетелей. Вынес решение. Судья нужен, чтоб рассудить конфликт.

— Логично. А если человек виноват?

— Его могут выгнать из города или деревни. Рисуют на руке, лице знак краской. Она сходит через какое-то время. Например, через пять лет. Все будут знать, что он преступник. От него отказывается родня. Выгоняет из дома. А без родни человек никто. С ним не хотят иметь дела. Это за мелкие преступления. За крупные будет тюрьма, а потом опять метка.

— А если человек раскаялся? Понял, что ошибся? Извинился?

— За мелкие нарушения простить могут. За крупные — очень редко. Почему ты спрашиваешь?

— Мне интересно.

— Опыты ставишь?

— Нет. Просто интересно, как вы живёте. Ваша жизнь непохожа на нашу. Другие мысли, другие цели. Мне она нравится.

— Ты ещё плохо понимаешь.

— Плохо, но хочу понять больше. Я хочу знать, как помочь, когда случается беда, — ответила я, вспомнив о девочке. — Как вылечить или оказать хотя бы первую помощь.

— У нас есть свои лекари.

— Которые странно лечат. Они больше полагаются на волю солнца.

— Так и есть.

— Но есть же ещё и лекарства. Они могут помочь солнцу вылечить.

— Наверное. Я в этом не разбираюсь, — ответила Рена. — У тебя проблемы будут. Ты не похожа на них. Не похожа на нас. Тяжело будет.

— Я всё равно не могу улететь отсюда.

— Это глупо ограничивать человека в передвижение. Мы вольны идти куда ветер позовёт. А вы себя привязываете к месту.

— На время. У вас ведь тоже есть моменты, когда вы останавливаетесь, оседаете.

— Когда понимаем, что это наш дом. Я видела льды, видела пески, пока не осела здесь. Человек должен много увидеть, прежде чем осесть на месте и понять, что он готов остаться здесь и растить детей. И то, порой он понимает, что должен вновь пойти в путь, потому что это правильно. Потому что там он нужнее, чем здесь.

— Я много где была. Устала путешествовать.

— Тогда пора искать дом.

— Возможно.

— Ты хорошо говоришь по-нашему. Я тебя понимаю.

— Немного знаю ваш язык. Но нужно лучше его узнать.

— Хочешь я тебе покажу, как мы живём? Но на тебя коситься будут. Не поймут. Вас не любят.

— Я это понимаю.

— Тогда приходи вечером к центральному фонтану. Когда солнце будет к закату клониться.

— Договорились.

Я пошла в больницу. Скоро должна была начаться смена. Так как конфеты били съедены, а молоко выпито, домой я заходить не стала. Так и пошла с корзиной. Работы было много. Привозили раненых. Кого-то мы сразу отправляли в камеру лечиться, кого-то на операционный стол. Одному парню пришлось ампутировать ногу. Каждая операция была для меня тяжёлым испытанием. Я могла их проводить, но не любила. Выполняла то, что от меня требовалось и поспешно выходила из операционной, чтоб вновь заняться ранеными. А потом вдруг получился перерыв. Я спустилась в столовую, где меня подозвала Валента.